кто сильней человек или змея? ядерный взрыв или планета земля?
кто сильней – ты или я?
ты или я? [q]

red – hymn for the missing

logan lerman
maverick j. Tollefsen
маверик толлефсен

все, что вы можете узнать о маверике в городском архиве.
. . . . . . . . . . . . . .

▸ мальчик-зима [21 год] ▸ крагерё // крагерё. ▸ падший. ▸ не женат, полигамен; ▸ мать и отец . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . сначала маверик был для меня точкой возврата. мертвым доказательством того, что наша жизнь до прыжка - она здесь. она существует. сперва маверик стал для меня, для альмен, шансом вернуться в жизнь. найти сквозь невзрачность ненавистного города его голубые глаза, и остаться. сперва маверик стал для меня всем. а теперь, когда он готов... маверик стал точкой отрыва. стал последней ступенькой перед затяжным прыжком. стал скользкой последней перилой. маверик стал совершенно самодостаточным, не более мертвым, чем живым человеком, уже отнюдь не только в моей голове. сперва маверик был для меня чарли из буковской "хорошо быть тихоней", а сейчас зажил своей жизнью в корне не похожей на запланированную. сперва маверик был для меня закомплексованным мальчиком, пытающимся скрыться ото всех. сейчас я понимаю, что он стремится туда, где считает и находится его настоящее место - на самое дно. поэтому, прошу вас, не выбивайте из него эту спесь. поэтому, я прошу вас, не поднимайте его со дна. мальчику хочется утонуть - так пусть тонет. мальчику хочется привязать себя к камню под водой - так пусть топится. дайте мальчику жить. дайте ему умирать. и ни в коем случае не тащите его наверх. он там, где ему самое место.

безумие относительно. всё зависит от того, кто кого запер в какой клетке.
пожалуйста, дай вдохнуть твой воздух. напиши нам свою историю на этом старом клочке бумаги.
. . . . . . . . . . . . . .
Впервые я встречаю тебя за гаражом. На тебе черная куртка – бомбер и белые кеды, которые всерьез истрепались. Впервые я встречаю тебя за гаражом. Твои волосы торчат во все стороны, глаза полузакрыты и сочатся таким холодом, что хватило бы на целую арктику. Впервые я встречаю тебя по наводке какого-то совета. Ты суешь мне пакетик, в котором покоится сладкая дурман-трава, и цепко выхватываешь из толстых пальцев деньги. Ты хмур и несвеж, каким бывает ветер в начале ноября: забродивший, холодный и зябкий. Своим взглядом пробираешься под ворот, деловито осуждаешь каждую неприкаянную складку на моем теле. Затем, вдруг, ухмыляешься. «ты хоть раз курила траву?». Я деловито ответила, что такое случалось и не надо меня учить. Но ты забил косяк.
Впервые я встретила тебя за гаражом укуренного и от того не менее живого.
Такого больше не повторялось.

Ты никогда не подпускал меня, даже на пушечный выстрел. Рассматривая в тебе, как в мозаике, разноцветные, совсем непохожие на других кусочки, я как рыба задыхалась без возможности тебя решить. Я сходила с ума, вычерчивая на листках дневника твои призрачные, злобные глаза. Я так тебя ненавидела, черт тебя дери, Маверик, за то что ты отнимал у меня любое чувство, кроме любопытства. Оно пожирало меня, как некогда я пожирала веганские батончики bite. Оно глумилось надо мной. Ты надо мной глумился. Встречая на улице ты переходил на другую сторону. Встречая на улице улетал на другую планету.
Затем я встречала тебя только в приемной мисси аульфитц – немецкой женщины психотерапевта, которая не затыкалась о детях африки и всегда заканчивала сеанс на семь минут раньше. Она вся была такая.. такая немецкая. Такая настоящая немка, до чертиков цивильная в своем выглаженном костюме и в поношенных туфлях.

Затем я встречала тебя только в приемной с разницей в пять минут. Замерзшего, почти ледяного после каждого сеанса. Невообразимо трезвого. Совершенно чужого, хотя и близким-то ты никогда не был. И никогда не стал.

«накуримся?»

Ты курил, а я лопала пузыри ароматной розовой жвачки во рту.
- почему ты ходишь к немке, пятница?
- пятница?
- почему ты к ней ходишь?
- потому же, почему и ты. я больна.

В тот день ты сказал, что никаких болезней не существует. Никакой души человеческой нет и в помине. И каждый раз ты выбрасываешь столько денег лишь бы успокоить мать-истеричку. В тот день ты сказал, что каждый находится именно там, где он того сам заслуживает.

- во что ты веришь, маверик?
- в рак и СПИД. Это то, что действительно может с нами случиться.

Ты уходил на полуслове, оставляя меня сидеть с бесконечными ребусами и загадками в голове. Ты никогда не давал знать о себе больше, чем ничего. Ты никогда не был для меня настоящим человеком, обличенным хоть во что-то значимым. Ты никогда.

- кому ты пишешь письма, пятница?
- может быть тебе. Может не тебе.

Ты закатил глаза. Постарался заглянуть в бумажку через плечо, но ничего не вышло. Ты глубоко вздохнул и добавил: «дура ты, пятница».

12 января.
Марта, я снова тебе пишу.
Маверик заходил ко мне ровно четыре дня назад.
Марта, я снова тебе пишу, потому что не знаю что со мной. Холодный и грустный маверик будит во мне то ощущение, когда больше ничего не хочется.
Когда я последний раз его видела, он был одет в серое пальто. И пальто это было такое серое, что скорее напоминало цвет его мешков под глазами, или толерантно намекало на безысходность каждого его дня.
Марта. Я снова тебе пишу. Когда-нибудь я сделаю это. Маверик говорит, что смерть – это только начало. Начало, которого мы очень боимся и именно потому не идем. Он говорит, что надо попробовать все, чтобы войти в смерть [он именно так и говорит] с грузом собственного опыта. Но он никогда не признается в своих словах.
Я видела на его шее шрамы. Штуки три. Но маверик не говорит мне откуда они. Он вообще мало чего говорит о себе, а ты ведь знаешь, как я ненавижу эту тишину.
Я не люблю его, марта. Он мне не друг. И не любимый. И не враг. Он стал моей пустотой. Огромной брешью внутри, которая с каждым днем все сильнее и сильнее разрастается, подобно раковой опухоли.
Марта, когда-нибудь онкология по имени маверик меня погубит.

Какое-то января.
Маверик,
Я устала.
Тебе нравится окутывать свою жизнь пеленой тайны. Завесой несоизмеримого вранья и красочных метафор. Тебе нравится создавать свой кокон из стекла и бетона брошенных наотмашь слов. И все вокруг знают, что мальчик – патологический врун. Но всем нравятся его сказки. И маверик, ты как один из братьев Гримм.
ты красишь жизнь гуашью, преимущественно черных цветов, но это же лучше, чем белый лист.
И красивые девочки шепчут тебе на ухо: «почему ты такой грустный?»
И ты отвечаешь им.
Потому что сдохла моя кошка.
Потому что я подцепил вич.
Потому что я пытался съесть свой локоть.
Потому что отец ушел от меня, воспитав во мне комплекс херового сына.
Потому что я съел пропавшую рыбу.
Потому что я хочу тебя трахнуть.
И красивые девочки заливаются звонким смехом. Потому что им нравится, как ты шутишь. Пусть за твоими шутками стоит слишком много грусти.
В своей грустной манере курить ты прячешь свое лицо за вуалью дыма. Ты прячешься от надоедливых женщин и мужчин за стойкой сизой дымкой. И ты никогда не интересуешься, как дела у твоего лучшего друга. Или у его подружки. Или у их мертвых детей.
Ты никогда не интересуешься почему между жизнью и смертью я выбираю смерть.
Маверик.
Подпусти меня.
Ближе.
На шаг.

Ты прислал мне через два дня. На клочке салфетки, испачканной соевым соусом было написано только три слова: «дура ты, пятница».

Мы лежим на траве и бесстыдно пялимся в небеса. Тебе не нравится, что я так мало говорю. Меня бесишь ты повсеместно. Ты тычешь пальцем в что-то абстрактное, и говоришь, что облако похоже на мартышку. Ты тычешь пальцем в мое плечо и говоришь, что я похожа на мертвое море.
Ты -  мальчик, окутанный тайной.
Ты – мальчик, окутанный ложью.
На обрывках салфеток ты пишешь мне своим корявым почерком. И никогда не говоришь этого вслух.
Ты пишешь.
Альмен, мой отец умер от рака легких.
Альмен, мне нравится твое имя.
Альмен, ты невообразимая дура.
альмен, ты меня бесишь.
Ты молчишь и пишешь.

И мы пишем друг другу. Постоянно. Пытаясь найти в себе нечто живое, что еще можно пробудить на свет. То, что можно вытащить. То, что можно спасти.
Но мы мертвы, маверик.
Оба мертвы.

оставленная записка.

перрон – практически эшафот. советуешь не смотреть,
как поездовый большой живот съедает тебя на треть.

я расскажу тебе про небо, если захочешь.

я видела его густые облака, когда в предсмертном крике рождалось мое спасение. я видела небо, когда оно било меня своими лучами теплыми в самую сущность. я видела его, эджилл. согнутая спина, сплошь покрытая ссадинами да порезами, вживалась в родную землю. в место, где родилась девочка_без_изъяна. а глаза, когда соль сочится из уголков и давит тебя в тишине; они видели только небо. беспросветно далекое. и такое же грустное, как некогда позволяли себе быть мы.

я расскажу тебе про берега, если захочешь.

и про то, как уставшие пальцы ног забывались в песке. и о том, как дышать приходилось через раз. и не было сил даже сдаться. и про то, как песок был во рту, смешиваясь с грязной иссохнувшейся  кровью. и про то, как он хрустел на зубах лучшим лекарством. и я искала на границе сознания отблески, на тебя похожие, и боль мешалась с краской цвета ультраморин. и обязательно про то, что можно научить тело не болеть. а клетки эпидермиса все меняются, и во мне не осталось ни одной, что хранила бы твои забытые приступы.

я расскажу тебе про звуки, если захочешь.

и про то, как они оглушали меня посреди обезумевшей листвы. про то, как звуки посреди смерти становятся твоим главным оружием и худшим твоим врагом. как мы становились спасением, а после – атомной бомбой размером с ограбленное сердце. я расскажу тебе про то, как умею на вкус ощущать плач маленьких девочек на простынях, и взрослых мальчиках в тюрьме своей головы. я все их знаю. я учила их, сандалом втирая в больнючие прорези на собственном теле.  и про то, как можно потеряться в первозданной, самим богом созданной, тишине. и как у тебя в глазах все мутнеет, когда ни одного звука. ни одного вздоха. и даже твое собственное сердце не бьется, оставляя тебе только свободу.

я расскажу тебе про огонь. и воду. и медные трубы.

но больше, конечно, о крови. я расскажу тебе, как умалишённая разносила стены в своей комнате, и как истеричные рыдания заполняли все мое существование. и я расскажу тебе, как летели вниз все мои идиотские мечты и все то, что когда-то во мне жило. и как они с грохотом разбивались о всхлипы маленькой девочки морион. и о том, как кровью на стене я писала «не отдам». зачеркивала. «не кричать». зачеркивала. зарастала. и о том, как огонь изъедал шторы комнаты. и о том, как полыхала моя кровать. и о том, как молилась я господу, чтобы он сплавил мое лицо в этом огне. и как я хотела остаться там. спрятанная, заросшая и запаянная. сгнившая, но переплавленная. на полу той самой комнаты, которая горела и шипела. которая прогоняла мое существо.

я расскажу тебе о том, волчонок, как посреди выжженой тишины истины не находится.

и как ты ищешь по сгоревшим опарышам своих воспоминаний какие-то ненужные куски. и о том, что ничего найти уже нельзя. я расскажу тебе, что храм свободы, что рождается за пару часов в твоем сознании – блеф. и о том что сексуальное желание, при его наличии, можно искупить и с фонарным столбом. и о том, что у нас никогда не было боли общей. и боли страшнее у нас тоже никогда не было. и о том, что нас, кстати, тоже нет.
я расскажу тебе о том, мальчик, что больше не путаю голод с любовью. и что бабочек в животе столько, жаль что они все давно разложились.

я нихрена тебе не расскажу, мальчик, что волком грызется мне в спину.

потому что я ничерта из этого не помню, стоит тебе появиться.  и я на слух вспоминаю слова, отысканные в давно забытых молебниках.

скажи, вдвоем бесконечны мы,как мебиусовский лист.
недолюбовь во время чумы. аспириновый Принц и Лис.

«если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной»

господа, разрежьте женщине грудную клетку, хватит с вас. господа, возьмите лобзик и прямо по впадине прорежьте бледнющую противную кожу, хватит уже с нее.  господа, глотните самого горького спирта что в крови её, словно глицерин сейчас взорвется. господа, девочка будет молчать.
никто не услышит.

тише, и рот клейкой лентой ей заклейте, чтобы связки не надрывала. сделайте так, чтобы никто не узнал. сделайте это как искусный маньяк, ну давайте же. эджилл, натяни улыбку свою косую. натяни. и вскрой этой девочки наконец горло/груднуюклетку/хотьчтонибудь. и в путь, изучать координаты от груди до низа живота. совсем не страшно, совсем не больно. ты видишь, смерть танцует в том дальнем углу, она чувствует первый запах крови, тот самый первый, когда капля падает на пол. это когда ломаются нервные клетки, это когда сердце надрывается на два или три, метастазами по всему внутреннему организму. ну выдерни позвоночник, сломай кости, раскидай внутренности, пусть она танцует свой танец, пусть сводит тебя с ума, пусть закружит тебя в мрачном ритме.
молчи и режь девочку вдоль.
морион хмурится. морион злится и она так безобразна.

- время не лечит, эджилл, здесь ты безумно прав, - её брови почти сходятся в точке соединения с миром, прямо над переносицей, - время учит нас выживать.
морион неловко берет его под руку, губы себе кусает за бессовестные желания, что рождаются в голове со скоростью смердящего опарышами разлагающегося тела. морион увлекает мальчика [несобой] за собой. и цепляется глазами за понурый воздух. – если бы не время, никто бы не выжил, - бурчит она под нос. и целому миру не слышно.
ну кем она была: воздушной принцессой своего подземелья? играла в куклы, шахматные фигуры эти фарфоровые била, злилась, впадала в ярость? она не была прекрасной феей, которая разбивала всем сердца, и цена им была грошь, как и её.
две маленькие фигурки в черной комнате: эджилл и морион.  молчание и тишина.  распутник и безмолвие рядом. он мял черную прямоту волос ее, плевать что их не стало, закури и отпусти.

слова продолжают свой вальс. они говорят «он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени своего».

морион отчего-то вдруг жмет плечами, ежится, словно обданная водой холодной. мы не дышим ровно целую жизнь. мы не видим ровно целую жизнь. вспышка.

- эджилл. и только имя твое я в кармане ношу. морион смолит сизый дым. и графитовый фиолетовый грязью остается на фильтре. раз за разом. и каждый раз после.  морион щурится новому дню, цепкими пальцами вживается ему в рукав. пустыня.

эджилл, я думала, что нет человека сильнее того, кто боли не чувствует. я думала, что все эти наши фантомные вспышки йодированной сосредоточенности боли и страха – они делают нас слабыми. хилыми. хлипкими. я думала, что именно они, вспышки рыжих и красных цветов, оранжевые круги за темнотой сомкнутых век – они делают нас уязвимыми. гибкими. падшими. и я думала, что нет человека сильней, если он никого не любит. потому что, если ты никого не любишь – никто не может сделать тебе так больно. и никто трижды не станет проворачивать рукоятку длиннющего ножа в твоей спине, если ты никого не любишь. и никто страстными поцелуями не вскроет тебе шею от уха до уха, если ты никого не любишь. раньше мне думалось, что если убить эмоции – я стану непобедимой. иконой. святыней. алтарем. и ты сможешь приткнуться ко мне, как к богу обращенный, за спасением. и я обязательно тебя спасу. я обязательно постараюсь тебя спасти.
и я рвала на себе клочками все неживое.
все то, что мешало мне быть живой.
и окончательно сдохла.
эджилл, скалься на меня, на мертвую, припорошенную снегом грязным к твоему порогу. эджилл, давай, раздери мне глотку, что рождает миллион слов гаже всяких мертвенных личинок и червей.

э д ж и л л с п а с и м е н я

человек, который не чувствует боли – прогорает как спичка. единожды и навечно. и как бы ты ни старался в умиротворенной золе даже тепла надолго не хватит. человек, который ничего не чувствует – он слабее младенца. он мертв. в самом своем корне такой человек подыхает и задыхается.
и меня никто не распинал. и никто терновые ветви не вплетал мне в косы. и кос у меня тоже нет. а я все равно сдохла. как и все в этом мире, кроме системы. кроме строя. и кроме пулеметных приказов мужчины, что заходится пеной у рта.  посмотри на нас, мальчик, мы давно умерли. еще там – в очереди наших рождений. и ничего в этой жизни нам не принадлежит. даже собственные чувства.

- я все время думала, как это будет : как мы поговорим, - голос морион низкий, почти сутулый.  девочка молчит. как я объясню тебе, что искала спасение, а нашла смерть. – а теперь мне слов не хватает. морион смотрит на него, различая знакомые черты. и внутри горит что-то бледно и ветрено.
какой ты, ну господи, какой ты. ничей, а в карманах пакеты с чудесами. за пазухой носишь салюты, фейерверки. не целуешь черные тени в зеркалах, совсем другой. совсем красивый. исколотый, избитый током, параллельный, и тебя наверное не молоком, а кровью обливали. мальчик. мужчина. больной мальчик. наверное во снах слишком сильно любишь самых красивых, а по утрам находишь их живыми. красивыми и живыми. совсем, как настоящими.

- ты, главное, на меня не злись, - скукоживается морион. у мальчика_волка есть сотни причин ненавидеть девочку. за холодные пальцы прямо в позвоночнике. за то, что оставила его, когда он нуждался. за то, что пыталась его спасти. за то, что тело не слушалось и рвалось куда-то.

за узкую лисью морду.
за узкую лисью морду.
за узкую лисью морду.

ради имени твоего, господи, прости согрешение мое, ибо велико оно.

трижды я пыталась остаться призраком. мертвыми останками в преисподней собственного крематория. трижды кусала локти себе, пытаясь обкусанными пальцами достать из самых костей воспоминания о том, о ком и скучать то грешно.
и я знала, что не стану твоей иконой. и еще меньше во мне твоего алтаря.
но я скучала по тебе, чертов мальчишка. я так по тебе скучала.

у нас никогда не было вечера на берегу. а ты никогда не курил. 
девочка  никогда не вспомнит мужчину, который не причинил бы ей боли.
об угли всегда обжигаешься, даже когда они кажутся совсем пустыми и холодными.

я просто знаю. что ты должен меня понять. даже если я проклятая, презираемая, шокирующая, извращенная и первая в очереди на сожжение на костре женщина. ты должен меня понять.

в конце концов, я расскажу тебе про небо, если захочешь.
у меня оно есть, и на нем есть место для тебя.

Woodkid – Ezio's Family
Coldplay – Atlas
ддт - это все
--------------------


Boyd Holbrook
Neil Blomquist
нил блумквист

все, что вы можете узнать о ниле в городском архиве.
. . . . . . . . . . . . . .

▸ 31 января 1989. [25] ▸ гётеборг, швеция // крагерё. ▸ музыкант, скульптор. ▸ гетеросексуален, свободен. ▸ ханс эрик блумквист - отец, владелец книжного магазина, бывший военный, 47 лет. леона "леа" вестрём - приемная мать, бывшая балерина, учитель танцев, 42 года. ийрленд вестрём [ то есть я ] - сводная сестра, 22 года. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . прошу тебя, не бойся что-то менять. я буду любить тебя, как самого родного человечка, буду всегда помогать тебе теплыми словами. я ищу семью, а ты - и есть моя семья. я могу показать свою анкету, могу помочь со всем, что нужно. только приди и будь моим ангелом-хранителем, моим демоном, моим братом.

безумие относительно. всё зависит от того, кто кого запер в какой клетке.
пожалуйста, дай вдохнуть твой воздух. напиши нам свою историю на этом старом клочке бумаги.
. . . . . . . . . . . . . .

Ты открывал ночь Все что могли позволить Маски срывал прочь Душу держал в неволе. Пусть на щеке кровь Ты свалишь на помаду. Черту барьер слов. Ангелу слов не надо.

Сотни чужих крыш Что ты искал там парень? Ты так давно спишь.. Слишком давно для твари. Может пора вниз? Там где ты дышишь телом. Брось свой пустой лист. Твари не ходят в белом.

я вдыхаю твой воздух и ты бежишь по моим венам.
ты сидишь глубоко в моем сердце с самого первого взгляда, с самой первой фразы. ты называешь меня "ири" и целуешь в лоб. ты выдыхаешь сигаретный дым мне в лицо. ты убиваешь меня.

ты ненавидишь слово "брат" и не переносишь приставки "сводный". ты считаешь меня своей, без остатка, без слов и уговоров. нет смысла с тобой спорить, устраивать истерики и избегать тебя. ты всегда находишь меня и не слушаешь.
ты протягиваешь мне сигарету и продолжаешь рассказ о заблудившемся автобусе стейнбека. твои глаза внимательно следят за каждым моим движением, от чего я не знаю, что делать. никотин убивает меня, но ты... ты гораздо более ядовитый.
ты тащишь меня за руку по городам, заставляешь смотреть на худших представителей нашего человечества, испытываешь мои нервы, будто я солдат. я молча делаю все, чего ты просишь, зная, что спорить с тобой не имеет смысла.

ты считаешь меня самым родным человеком в мире. ты готов даже убить за меня, готов, если надо, отдать жизнь, ведь не видишь смысла в старении. да, я знаю твою слабость: ты боишься старости. ты бьешь себя в грудь, качаясь на краю крыши многоэтажки, и кричишь, клянешься, что бросишься под машину в пятьдесят. или утонешь. или уснешь с сигаретой. похоже, идей, как покончить с собой, у тебя хватает.
ты хватаешь меня за руку, когда я иду на свой выпускной и просишь быть осторожной. не терять голову. не пить слишком много. и возвращаться поскорее к тебе, назад, домой. я улыбаюсь и обнимаю тебя, зная, что ты гораздо сильнее волнуешься, чем хочешь показать.
и потому я делаю тебе больно. я прихожу под утро, в разорванном платье, со следами от поцелуев на шее и смеюсь, глядя на тебя. я не хочу быть похожей на тебя, но твой яд так глубоко во мне.

Жить необязательно. Путешествовать — необходимо.
q.

ты, я, европа. ты везешь меня в данию, где говоришь всем, что я твоя жена. я смеюсь, играю в эту игру, целую тебя, живу тобой, дышу тобой. мы лежим на кровати, голова к голове, слушаем инди и старый рок. пахнет кофе, сигаретами и слегка - мятой. от тебя всегда пахнет мятой.
в швеции ты раскрываешь мне свои тайны. я знаю о твоих страхах и твоих мечтах. ты показываешь мне могилу матери и мы вместе плачем. ты прижимаешься к моему плечу и впервые я вижу слёзы на твоих глазах. я глажу тебя по голове, понимая, что никогда не позволю кому-то причинить тебе боль.
мы сидели на кладбище. я не знала твоей матери, но все равно оплакивала незнакомую мне женщину. ведь твоя боль была моей болью.
литва и латвия слились воедино. маленькие отели, море книг из библиотек, которые ты оставлял прямо в номере и не возвращал. кинг, керуак, паланик были нашим миром. я клала голову тебе на колени и засыпала под твой убаюкивающий голос, пока ты читал мне книги.
ты был таким добрым, таким искренним, таким моим, ведь был уверен, что я полностью в твоей власти.
в чехии ты заболел и я поила тебя молоком с медом, кормила горячим бульоном, целовала в лоб, когда ты засыпал. в эти моменты я чувствовала, как сильно ты дорог мне. как никто на свете. любая твоя боль, любая эмоция отзывалась во мне десятикратно.
ты везешь меня в румынию и мы ищем замок дракулы. ты покупаешь себе самоучитель с румынского и мы учимся вдвоем. кажется, что мы - одно целое. нет тебя и меня, только мы.
ты кричишь о том, что любишь меня.
и я молчу.
ты куришь одну за одной, берешь гитару и уходишь, оставив меня одну.

домой я возвращаюсь одна. каждая скульптура, созданная твоими руками, ранит меня. точно так, как я причинила тебе боль.
я убила нас.
мы едем с семьей в крагерё. я пишу тебе письма на мыло. ты молчишь. твой телефон глух и я не знаю, где ты.
я влюбляюсь. я люблю, как никогда не любила.
нил, его зовут хайд. и он занимает вторую половину в моем сердце рядом с тобой.
он дарит мне свободу, нил. и забирает ее. мои дни стали пустыми. наверное, так ты живешь.
нил, приедешь ко мне? согрей меня, хоть немного.
я не прошу большего.
мне просто нужны твои глаза и душа. мне нужен ты.
мне больно.

оставленная записка.

если будет нужен - покажу)

Three Days Grace – Animal I Have Become

nikolaj coster-waldau
agnar
агнар

все, что вы можете узнать о цепном в городском архиве.
. . . . . . . . . . . . . .

▸ тридцать два года ▸ вегас, соединенные штаты // крагерё, норвегия ▸ охотник за головами, наемник, цепной пес ▸ гетеро, холост ▸ не суть важно . . . . . . . . . . . . . . . . . . . наверное, следует написать о том, что аниты без вас не существует, но. существовать она существует, этого не изменить. на самом деле, без вас это ее существование протекает намного проще и спокойнее. без вас она целее будет. но, если бы мне было необходимо спокойствие, я бы не писала здесь. станьте попыткой расшевелить целую жизнь, которая до скрежета зубов стала тихой. станьте током, который, пройдя по запутанным проводам, окажется способным воззвать к капризному вдохновению моему и, возможно, вашему. станьте тем, кто не даст умереть аните своей смертью. будьте деятелем, а не потребителем. будьте грамотным, интересным человеком, которому не нужно больше, чем он сам может дать. будьте живым. и я оживу за вами.

безумие относительно. всё зависит от того, кто кого запер в какой клетке.
пожалуйста, дай вдохнуть твой воздух. напиши нам свою историю на этом старом клочке бумаги.
. . . . . . . . . . . . . .
<<Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего>>

он - лица. сто тысяч лиц, то скроенных из подсобного материала наспех, кривыми швами соединенные куски никому ненужной материи; то вырезанных, вылепленных усердно, до мелочи, до штриха продуманные образы, приравненные к произведениям искусства. амплитуда от холодного равнодушия к черной озлобленности, призвание которой - исцелять. дорога с бессчетным количеством тупиков и дыр в каждом из них. яма, в которую закапывают себя самые отчаявшиеся и смелые. если сложатся звезды, знамения, карты таро - он станет в вашей жизни самым радостным воспоминанием. если нет, с не меньшей ловкостью и желанием обратит вашу жизнь в ад. если быть честным, карты в его жизни редко когда складываются.
он уверен, что боль - единственный показатель, который не врет. если тело ощущает боль, значит для корма червей оно еще слишком живое.
но абсолютное подтверждение жизни - когда боль чувствует сама душа.
девяносто девять и девять процентов, что ты еще не сдох.
и где то в ноль и один процент входит он, не чувствующий боли ни телом, ни душой.

кто бы мог подумать, что со своим стремлением то к маниакальному перфекционизму, то к абсолютной анархичности поступков, он доживет таки до тридцати двух, да так и не свыкнется с отражением в зеркале. все чуждым, скомканным кажется оно ему, то оформленным слишком в строй, то разрозненным на мельчайшие атомы. когда стараешься быть тем, кого будут либо любить, либо бояться, невольно теряешь самого себя. ему бы вспомнить, что за тридцать - еще не конец пути.
и жить одним днем вовсе не обязательно.
кажется, что если наступит штиль - он погибнет.

<<Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена>>

он - ширма. за ним умирают чужие жизни, часть из которых мнят себя что-то для него значащими, остальные - негодные для тех, кто платит ему деньги за их устранение. привыкший к идее войны, он, тем менее, предпочитает свести жизнь человека к существованию, не брезгуя ни одним из способов удаления из реальности - денежные махинации, шантаж, слежка, нагнетание страха божьего путем отделения конечностей и иже с ними от первоисточника, но не лишение жизни в общепринятом понятии. в большинстве случаев, непосредственно убийство он бережет для крайних случаев, когда либо он, либо его. паук действует более изящно, опутывая жертвы металлической паутиной, аккуратно подводя к полному отчаянию, когда и долги возвращаются, и счета сами сводятся.
тех, кто покончил с жизнью после встречи с ним намного больше тех, кого он убил лично.
он говорит, что смерть от чужой руки нужно еще заслужить.
выросший в строгих догматах отца, бывшего священника, променявшего сан на женские прелести, он так и не научился верить в бога, хоть и молится каждый вечер. скорее по привычке, нежели по желанию. он уже не помнит, когда идея очищения пришла к полярно противоположному результату.

доподлинно о нем никто ничего не знает. способный исчезнуть с лица земли согласно одному своему слову, он со временем возвел мимикрию в ранг искусства - подобно хамелеону, он подлаживается под ситуацию и окружающих его людей, узнавая их подноготную, тем менее, о себе не говоря ни слова правды - даже если он будет в самом центре событий, свидетели не смогут сказать о нем ничего значащего, словно его и не было вовсе. с хладнокровием охотника он способен выслеживать и добивать свою жертву на протяжении многих недель.
он не боится, что его раскроют. он, периодически, даже страстно этого желает.
верность цепного пса в нем граничит с психозом, при том, что хозяина у него нет по определению. даже те, кто платит ему огромные суммы, не имеют ровным счетом никаких гарантий, кроме его честности. по настоящему верным он будет тем, кому должен.   
и он должен.

<<Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни>>

люди, дороги которых приводят в вегас, страдают скукой, ищут легких денег и дешевой любви, но те, рожденные в изумрудном городе изначально, впитали азарт в собственную кровь, и отчаянием пахнет от них за три мили. он, в самом начале оставленный за гранью роскошной жизни, удержался на самой грани, и в эту самую роскошь нырнул насильно. вырвавшись из тесных объятий родительской заботы, граничащей с маниакальным желанием вырастить раба божьего, он хлебнул жизни самостоятельной сполна, с усердием истинного грешника перепробовал все хоженые и нехоженые тропы, начиная от легких наркотиков и ежемесячного присутствия в полицейском участке, заканчивая абсолютной игровой зависимостью и жаждой крови пополам с денежными средствами.
каждый поход в казино, как жертвоприношение старым богам. на каком то этапе жизни он перестал ходить туда, чтобы выигрывать. исключительно, чтобы проигрывать. чтобы искусственно поддерживать себя на грани отчаяния, потому что покончить со всем тем дерьмом, что накопилось в жизни, он уже не мог. а потом он принял помощь хозяина казино, приравнивая его к богу.
и стал служить ему.
в каком то смысле, отцовская идея фикс была исполнена особо извращенным способом.

его называют пауком, призраком, цепным псом. продажным еретиком и мастером своего дела.
от мальчика на побегушках к палачу за стремительно короткий срок.

анита кертис становится его целью, которую нужно или убить, или доставить в осло, где ее младший брат наломал дров. убийство этого мальчишки не приносит ему ровным счетом никакого удовольствия, и он надеется, что сестра исправит это недоразумение.
возможно, ему просто нравится с ней играть.
возможно, где-то в глубине души он хочет дать ей шанс выжить.

[очень многое, относящееся к истории семейства кертис, неизвестного хозяина казино и агнара лично осталось за кадром, и теми деталями, что смогут закончить образ, я бы хотела поделиться непосредственно с вами, объявившимся, дабы мы смогли достроить и историю нашу, и персонажа искомого так, чтобы он устраивал нас обоих;]

оставленная записка.

It's who we are
Doesn't matter if we've gone too far
Doesn't matter if it's all okay
Doesn't matter if it's not our day. ©

анита всю ночь не спит. она переворачивается с бока на бок, то хаотично разбрасывая в стороны руки-плети, то обхватывая себя ими же в тщетных попытках согреться. она скребет ногтями засохшее горло, словно слышит, как внутри оно осыпается проглоченными криками и паническими мыслями. волны адовой теплоты сменяются приступами ледяного безразличия. воздуха в комнате то катастрофически не хватает, и анита пытается дышать шире, выжимая из пространства редкие молекулы кислорода, то становится слишком избыточно, чтобы альвеолы успевали разносить его по крови. она слышит шаги посторонних по ее квартире, невидимые и несуществующие окружают ее со всех, абсолютно всех сторон, не оставляя путей к отступлению. она натягивает одеяло выше, зарывая поглубже не сколько голову, сколько весь своей внутренний и внешний мир, темноволосая отчаянно хочет оказаться снова в детстве, когда спасение от всех монстров приходило на кровати, под одеялом, и чтобы ни одна часть тела не выглядывала за очерченные границы безопасного детского воображения. это не помогает.
сейчас ничего не помогает.
монстры приходят в ее мысли, как к себе домой, удобнее усаживаются на краю кровати и ждут.
и им совершенно все равно на то, что их, вроде бы, и не существует.
анита всю ночь не спит, поэтому день проходит на уровень хуже, чем обычно.
и она словно мертва, но все никак не в конечной стадии. и эта неразрешимость, нерешительность и неопределенность бесит ее в наивысшей стадии.
сначала в бездну свалился стол. потом стул. потом и кровать.
анита, свалившись в бездну, осталась совершенно не тронутой.
с ней ничего не случилось, с ней ничего никогда не случается, и из всех передряг и жизненных катаклизмов она выходит абсолютно не тронутой. быть может чуть более потрепанной, циничной и равнодушной. чуть более расшатанной из стороны в сторону. не более того.
последнее время наивысшая степень доброты для нее – утром не думать матом, не посылать всех к черту и самому богу, да не ловить себя на стремлении либо самой вскрыться, либо повскрывать всех близко расположившихся.
анита не спит всю ночь, поэтому с утра ее не просто ломает, но выворачивает наизнанку.

анита живет на окраине города, в многоэтажном доме, более смахивающем на общежитие – колорит снимающих здесь квартиры весьма близок к ярмарке или базару – никак не встретишь человека с одинаковой для тебя бедой. единственное, что объединяет всех, кто переступает порог этого дешевого гнезда – для каждого ячейки комнат становятся не просто крышей над головой, но убежищем, в котором каждый хочет забыть о прошлой жизни. когда анита приехала в крагере, единственно прочно стоящим на ногах желанием было желание спрятаться. поэтому дом на отшибе казался наилучшим выходом.
она выкрашивает входную дверь в синий, так как курт всегда любил этот цвет.
почти черный, в подобие разозленному морю, которое брат и сестра видели лишь однажды, будучи еще детьми.
теперь моря в ее жизни избыточно, и она даже начинает его ненавидеть. но синий цвет остается с ней, как напоминание о курте.
он всегда найдет ее. и даже то, что он давно уже мертв, не помешает.
анита оставляет эдинбург, осло и еще множество городов в прошлом, как и десятки лиц, которые в тот или иной период существования проникали в ее жизнь. она учится жить з-а-н-о-в-о, понемногу вдыхая воздух и выдыхая тихое отчаяние вперемешку с тоской. в ее жизни даже случаются светлые дни и светлые люди, и каждого из них она бережет от себя пуще прежнего, чтобы не разочаровать. она выстраивает себя.
Tabula rasa.
человек с крепким рукопожатием, коллекцией винила и любимым супергероем из комиксов.
с умирающими цветами на подоконнике съемной квартиры, футболкой ac\dc на манер ‘похороните меня в ней.
с кучей привязок к внешнему миру. 
и до последнего момента казалось, что спрятаться у нее получилось.
а потом появляется это письмо, и созданная из нечего иллюзия безопасности рушится, подобно карточному домику. доминошка к доминошке падает, погребая аниту под собой.

самое ненавистное в ее работе – когда выпадает смена на утро и день. когда в службу доверия звонят лишь школьники, проблемы которых сводятся к неудачной влюбленности и насмешкам одноклассников по поводу угревой сыпи. когда ей ничего не остается, кроме как выслушивать монотонный голос скучающих домохозяек, мужи которых беспросветно пьют. все их проблемы умещаются в спичечный коробок, и анита еле сдерживается от грубости. в ее голосе нет ни капли поддержки и понимания. она – чистое безразличие, и голос уподобляется компьютеру, обесцвечивается и обесценивается. она даже не удивится, если после разговора с ней сегодня несколько особо добродушных отчаявшихся домохозяек наложит на себя руки.
ей все равно.
если бы ей дали заряженный пистолет, она бы с готовностью разрядила целую обойму себе в голову.
а что остается делать, если в твою жизнь приходит волк?
анита произносит заученные фразы, даже не стараясь слушать говорящего. все ее мысли возвращаются снова и снова к письму, сложенному в четыре раза, письму во внутреннем кармане сумки. она старается не думать о нем, но не может ничего поделать.
все дело в том, что о смерти не в правилах говорить столь изыскано.
а человек, написавший это письмо, точно желает ее убить.

реальность заключается в том, что анита есть воплощение пустоты.
именно поэтому письмо, в котором неизвестный плетет канву из похождений ее брата и ее собственной будущей смерти, не сколько пугает, сколько выводит ее из себя.
сначала она думает, что быстрее и легче будет наглотаться таблеток, потом решает, что ни за что не упростит задачу жаждущим мести.
радуйся, курт, чертов мальчишка, ты портишь мне жизнь, даже будучи мертвым.
анита срывается с места, когда часовая стрелка, заставшая на шести вечера, позволяет ей скинуть наушники без нареканий со стороны начальства. она преодолевает лабиринт из сослуживцев, что списывают ее нервозное состояние на недотраханность, недобитость и общую нестрессоустойчивость. она отвечает оскалом на любое из проявлений фальшивой вежливости, и поминутно оглядываясь, покидает душную контору.
она, честно, не помнит, как оказывается на этой улице.
и как получается так, как получается.
но.

- идите все к черту, - кричит она пустым улицам крагерё, уверенно шагая мимо стеклянных витрин многочисленных магазинов, встречающих ее немыми вывесками «закрыто», мимо припаркованных машин и опустевших лавочек, исправно работающих фонарей и пустых урн. – идите к черту всем городом. крагерё. что это вообще за название такое – крагерё? – уже тише добавляет она, толкая ногой подвернувшийся бордюр.
анита ненавидит этот город, он обманул ее своей призрачной безопасностью, обязанный быть бухтой, он становится капканом, в котором даже откушенная рука - не гарант спасения. теперь за каждым углом, за каждым поворотом, в каждом незнакомом лице может скрываться волк, жаждущий ее крови.
злость кипит внутри, заполняя все вокруг, пропитывая каждый рецептор, каждую невинную клеточку, анита ненавидит себя за бездействие, за беспомощность.
за то, что сейчас чувствует себя намного более одинокой, чем раньше.
а казалось бы, больше просто некуда.
ей просто необходимо выплеснуть то, что внутри.
- всех к черту.
она легко поднимает отколовшийся кусочек брусчатки, камень аккуратно ложится в ладонь, словно там ему и место. девушка подбрасывает его в руке, перебрасывает из правой в левую, словно пробуя на вкус. тяжесть его возвращает аниту в реальность. и она злится, когда видит в ближайшей витрине отражение ухмыляющегося курта.
он бросил ее. он посмел умереть, не спросив ее разрешения.
когда курт сменяется на леода, анита бросает камень ему навстречу.
витрина осыпается множеством осколков, а анита, почти бездумно, поддается вперед, под сыплющиеся хрупкие обломки. брызнувший фонтан стекла неожиданно громко разрезает тягучую тишину пустой улицы.
она должна что-то почувствоваться.
черт, она просто обязана что-то почувствовать.

dandelion wine
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
мир пятерни. срез ночи. и мир ресниц
тот и другой без обозримых границ
и наши с тобой слова,
помыслы и дела
бесконечны, как два
ангельские крыла c.

я проткнул свою руку шилом,
и теперь вся ладонь занемела.
я хотел, чтобы было красиво,
хоть и выглядит скверно.
Rob Zombie – Burn (The Bloody Beetroots Motherfucker Remix)

Aleksandra Wydrych
lana ulw
лана ульв

все, что вы можете узнать о лане ульв в городском архиве.
. . . . . . . . . . . . . .

▸ август 1993 [20] ▸крагерё ▸ фрилансер ▸ свободна во всех отношениях ▸мать, отец (имена, если нужны, на твою фантазию). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . я тебя очень-очень жду, моя неповторимая сумасшедшая. мне очень не хватает ярких-ярких красок. ярких. кислотных. взрывных. а ты именно такая, милая моя ненормальная девочка.

безумие относительно. всё зависит от того, кто кого запер в какой клетке.
пожалуйста, дай вдохнуть твой воздух. напиши нам свою историю на этом старом клочке бумаги.
. . . . . . . . . . . . . .
    ты ненормальная. ты невменяемая. ты сумасшедшая. ты двинутая. на всю голову. бороться  в серой реальностью - это не про тебя. твоя реальность - это что-то с чем-то. где-то в недрах твоего организма есть нехилые запасы травки - иначе как возможно жить так, как ты? как возможно жить так, как ты и при том еще успевать наслаждаться происходящим? совершенно искренне. но за гранью нормы. но кого когда интересовали эти самые нормы? уж точно не тебя. ты же ебанашка. особенная ебанашка.

    не терпишь отказов, знаешь только свою волю и редко к кому вообще прислушиваешься, ты сама себе капитан. на общепринятые моральные устои ты плевала, у тебя есть свои, которые тебя никогда не подводят. свои устои - библия. а остальные пускай катятся к черту. ты сама себе капитан, ты сама обо всем позаботишься и сама всех спасешь. хотя.. «пусть сами спасаются, дегенераты».
   
    с тобой не очень-то просто (читай: вообще непросто), потому что тупо иной раз не знаешь, как можешь отреагировать, ты у ж а с н о непредсказуемая. а все потому, что решительно все в твоей жизни зависит от одной простой вещи: настроение. если ты в отличном расположении духа, ты любишь всех и вся, ты готова творить, творить, творить, давать добро, давать, всю себя ты готова отдать. а вот если ты вдруг встала с левой ноги.. туши  свет, короче, ибо ты на полном серьезе можешь вытворить все, что угодно. к тому же природа не поскупилась на фантазию, так что иной раз твоя месть обидчику может быть особенно изощренной.

    ты подозрительна: души людские черны, ох как черны. и если ты начинаешь человеку доверять, то уже его от себя никогда не отпустишь, ты будешь всеми силами удерживать его подле себя. вне зависимости от его воли. ты бы даже убила, если бы не понимала, что это возымеет обратный эффект. или ты все-таки можешь убить человека? можешь, конечно, можешь. а вообще.. собственничеством паленым от тебя воняет, милая моя.

    живопись - твое всё. считаешь себя великим деятелем искусства и искренне порой недоумеваешь, почему тебе в ноги еще никто ниц в ноги не падает от твоей гениальности. пыталась к творчеству приучить и дану, но «руки из жопы - это диагноз». мечтаешь о собственной выставке и копишь для нее материал. ты бы уже давно с этой задачей справилась, если бы не раздраконивала бы холсты из-за каких-нибудь мелочей. да, перфекционизм - штука, которую, увы, не лечат. как говорится, горбатого только могила исправит. но ты все равно считаешь себя «злобным гением». ты очень любишь себя, чтобы как-то воспринимать свои неудачи всерьез.

    в 13 лет ты случайно выпала из окна второго этажа: засмотрелась, называется. тебе стыдно в этом признаться, но ты не помнишь уже, что такого ты увидела там, вдалеке. поэтому каждый раз придумаешь что-то такое, что даже Творца бы растрогаться от мнимой чистоты и непорочности твоей души заставило бы. кстати, с тех пор у тебя некоторые проблемы со спиной.

    познакомилась с даной в школе как-то раз исключительно от нечего делать. нет, тебе на самом деле было ужасно скучно. пусть и звучит это как-то подозрительно и странно даже для тебя. ты никогда не думала, что такой, казалось бы, пустяшный поступок может стать для тебя роковым. в каком-то смысле дана стала для тебя всем. точно так же как ты для нее: ты это чувствуешь. однажды ночью вы твердо уяснили для себя, что вы - кровные сестры и, так сказать, скрепили свои души рассеченными острым ножом ладонями, красным вином и горячим сексом - всё как надо.

    не веришь в бога и искренне издеваешься над верующими. как-то раз тебя увезли в участок, потому что принялась мастурбировать посреди церкви и орали своим звонким голосом, что «это твой путь познания». отделалась штрафом.

    но на этом список твоих стычек с полицией не заканчивается: вы с даной как-то угнали полицейскую тачку в пьяном угаре. так же в твоем списке есть еще пара довольно-таки крупных драк и вождение в нетрезвом виде (но это как-то не очень серьезно).

    в какой-то момент ты поймешь, что дана - единственный человек, которого ты хотела бы видеть подле себя каждый день. с которым бы ты на полном серьезе провела всю жизнь. для которого ты бы, быть может, стала самую малость чуточку получше - строгий взгляд твоей безумной даны иногда заставляет тебя застыдиться. но проблема же в том, что она стала от тебя отдаляться. ты в панике. ты не знаешь, что делать. ты не понимаешь, что происходит. решительно. ебаная полиция отобрала у тебя дану. но ты не сдашься так легко. ты готова убить дану, лишь бы не отдать её полностью в руки этой прогнившей системы..

оставленная записка.

три.
    два.
    один.
    опять.
    сумрачную тишину  резко разрезает классический скрежет будильника - звук мерзкий-премерзкий, но он может заставить тебя проснуться и, даже более того, встать, чтобы выключить это долбанное исчадие ада (но ни в коем случае при этом умудриться не разбить этот чертов прибор (а так хочется..)), умоляя мироздание прекратить, прекратить, прекратить и прекратить уже наконец-то издеваться над твоими ушами. и над тобой, желательно, тоже: порой тебе кажется, что ты в прошлой жизни только и делала, что обстреливала детские сады и сжигала роддома под душераздирающий хохот сатаны - иначе чем ты заслужила эти муки?
    опять. опять, скажешь ты. а мироздание же тебе на ушко ласково шепнет: с н о в а. и пресладко тебе при этом улыбнется. гаденько-сладенько. сссука.
    последние три месяца проходят под знаком «дежа вю» и «жесткого (само)контроля», что тебя просто бесит, бесит, бесит, страшно бесит. нет! это выносит твой мозг: сегодня ничем не будет отличаться от вчера, а разве так можно? ведь так было и вчера, и позавчера, и два дня назад, и, и, и, и - много таких дней уже было. очень много. плохо. еб. твою. мать. еб твою. раз. мать. еб. твою. мать. два. три. четыре. пять. шесть. вдох. семь. восемь. девять. выдох. десять. вперед.

**

     мгла, мгла, мгла - день опять не угнался за тобой, ему трудно продираться сквозь.. а через что, кстати? неважно. темно, черт возьми. темно, как в жопе негра. нет. преувеличено. не фонтан, короче: трудно тебе в такую темень вставать. муки христовы. за что. а там, где мгла, там еще и холод с вероятностью в сто процентов. жестоко. не любишь ты все это дело. но то, что не убивает нас, каким-то макаром умудряется сделать нас сильнее. именно. ты, как всегда, просто-напросто переживешь этот день. а что сегодня? а сегодня среда. переживешь среду. не умрешь. переживешь. и завтра точно так же. и послезавтра. и еще несколько месяцев. бл*дь. переживешь. бывали времена и похуже. а тут простое молчание в тачке. офигительная перспектива. а как познавательно..
     тебе жутко не нравится, что каждый твой день похож на предыдущий. тебе не нравится твоя невыспавшаяся рожа в зеркале ванной. вкус утреннего кофе, который вроде как бодрить должен, напоминает иногда жидкую пластмассу, что тебе тоже не нравится. тебе не нравится, что ты можешь на автомате (и с закрытыми глазами тоже) проделать путь до полицейской клетки. иной раз тебе кажется, что, если бы вы с ланой все же той весенней ночью еще и решили бы ввязаться в драку с полицаями, в тюрьме тебе было бы легче.   
    автоматизм убивает. все жалуются, что курение, выпивка и наркотики - страшные убийцы. тупые мудаки. автоматизм - вот кого опасаться нужно! но альтернативы у тебя пока что нет. поэтому ты ложишься ежедневно почти под нож автоматизма, умоляя его сегодня ни на что не отвлекаться. и привычка тут тебе не помощник.
    где-то в глубине души ты понимаешь, что только ты виновата в том, что проходишь практику у ахо: если бы ты где-нибудь в прошлом пошла по другой дороге, свернула хотя бы на другую тропку, то точно тебе бы не пришлось часами на пролет в этой чертовой тачке с ним. в тишине, периодически прерываемой.. спорами. иной раз кажется, что лучше бы он что-нибудь сказал. когда же мироздание исполняет это твое желание, ты сразу же об этом жалеешь. тебе даже в голову не приходит, что его тоже это может не устраивать. ты просто уверена в том, что ему это все доставляет неописуемый кайф. ну или ему просто-напросто н а с р а т ь. но это никак не может его раздражать. раздражать так, как тебя. бл*дь.

**

    открываешь дверь машины и садишься. один плюс сложившейся ситуации: здесь теплее, чем снаружи. потираешь раскрасневшиеся ладони - перчатки для слабаков. не удостаиваешь своего мучителя и взглядом: лучше пусть молчит. реально.
    нет, ты пробовала с ним здороваться. проблема только в том, что это потом влекло за собой какое-то жалкое подобие светской б-беседы, трансформировавшейся в спор. а спор заставлял себя плотнее вжиматься в сидение, чтобы не сорваться, не вцепиться в его шевелюру и не бить, бить, бить, бить, блин, об руль. нет, мысленно ахо уже все эти изуверские пытки прошел, только вот их реализация была крайне нежелательной. иначе весь твой путь, вся твоя типа «новая жизнь» на смарку.
    вы трогаетесь с места. крагерё просыпается, люди постепенно вываливаются на улицу, спешат по свим делам, работам, блалала. балала!
    ахо вздыхает. невольно повернулась.. и тут же отвернулась, увидев его профиль. впервые за этот день.
    спокойно. всё спокойно. и это отвратительно. зверь внутри тебя начинает разминать конечности. но нет, милый, так не пойдет. день только начался. мысленно считаешь до десяти. а тут рация долбанная. только девять утра, а группа подростков, супермаркет, балала. что делает ахо? отклоняет. черт! и так всегда..

вот она гильза от пули навылет,
карта, которую нечем покрыть,
мы остаёмся одни в этом мире.
бог устал нас любить.

the xx – fiction

jack o’connell
valdemar
вальдемар

позвони мне,вальдемар, закричи что-нибудь пьяное, что мы стали ужасно разные.
. . . . . . . . . . . . . .

▸ разрываешь на миллионы кусочков поздравительные открытки от матери, которые приходят пятнадцатого декабря. [выпиваешься за своё здоровье двадцать четыре рюмки коньяка] ▸ тебя восточным ветром занесло в крагерё из ставерна. ▸ выбиваешь дух из добрых молодцев после энной кружки пива в баре/ отправляешь в нокаут своих соперников на ринге. ▸ тебя тянет к девушкам, все твои предыдущие асуры и банши, беата была для души, но есть ли в тебе этих двадцать один грамма? ▸ у тебя заботливая мама, отчим и младший брат, но ты не чувствуешь себя своим в их присутствии,  в редкие ваши встречи ты ироничен и груб, стараешься лишь ещё больше увеличить дистанцию между вами. твоя колкость – твоя броня, латы, чем сильнее уязвим, тем отчаяннее хамишь. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . давай с тобою узнавать, что прячется за блеском флуоресцирующих звёзд, какие витиеватые трудности, пущенные по ветру судьбой, уготованы для беаты и вальдемара. давай с тобою уплывать в самый тихий океан или вместе попадать в шторм, поздно ночью или рано утром на рассвете доставать с антресолей чемодан и отправляться к неизведанным берегам нашего будущего. я вижу яростный ураган и ножевую злость лишь в джеке оконнелле, его историю на клочке салфетки из бара можно переписать, добавить таких необходимых деталей, слепить целостный образ. подарите мне лучистую радость от игры с вами, первым делом покажите, как мелодично звучат_гремят слова в ваших строчках. оплывите по дуге мой второй подводный камень, я люблю чувствовать взаимопонимание со своим партнёром, разговаривать на отвлечённые от игры темы, предпочитаю общаться тет-а-тет. совсем не буду против кросспола. при любых уточняющих и вопросительных знаках оставляйте свои весточки мне в гостевой или регистрируйте ник и пишите послания в личные сообщения.

безумие относительно. всё зависит от того, кто кого запер в какой клетке.
иногда у живых не выходит жить, вальдемар, это про тебя.
. . . . . . . . . . . . . .
я пишу тебе письма, а ты их никогда не читаешь, оставляешь на них свой кофейный развод, сжимаешь в кулаке, щёлк зажигалкой, они умирают в огне.
я с тобой не живу, я с тобой медленно погибаю, хожу по тлеющим углям, битому стеклу и никогда не знаю, чем закончится очередной наш вечер, вдруг в прежде родной ладони увижу мелькнувший сталью нож.
я вспоминаю твой колкий, почти шерстяной, насмешливый голос, усталость столетнего старика в глазах. ты приходишь поздними вечерами – небритый и пьяный, снисходительно треплешь меня по щеке, а на утро исчезаешь. я просыпаюсь в мятой постели, а рядом никого. ты крадёшь, уносишь в своём кармане моё тихое и простое счастье. хуже всего - тишина, без шороха, без вздоха, без слов, без тебя.
ты боялся синяков на запястьях от моих оков, быть запертым в клетке из рёбер. ты хлопал дверью и говорил мне злобно, но с расстановкой ‘беата, даже не думай меня спасать’, какой же ты дурак, я ведь сама спасалась, цеплялась за твой рукав, а ты бросил меня умирать. и дни, побитой собакой плелись в конуру, и день сменяла ночь, а я ничего не замечала. ты не умеешь бросать якоря, забирай свой корабль, уплывай, не возвращайся больше никогда. но нет же ты совершаешь любимый свой ход: шаг навстречу и два назад.
мы с тобой совпадали так идеально, две ломаные половинки одного стакана. но зачем ты появился когда-то, сломав все запреты, стерев все линии разметки, разрушив понятие веры, надежды и любви.
я шепчу тебе, мол это прошлое, друг, а по прошлому не скорбят, а сама вся сжимаюсь внутри. ты кричишь хриплым ангиновым звуком, что в реку заходят дважды, что мосты не падают в одночасье, что твой уход большая ошибка.
как поверить тебе после, что в твоих объятьях не скрываются штыки, что ты не бросишь вновь, пожалуй, я дам тебе шанс, уходи сейчас .

лиричное отступление.

при вашем большом желании я покажу свой последний пост.

iamempty – бунт заканчивается
Damien Rice – Woman Like a Man
IAMX – My Secret Friend
и нет, моя дорогая, еще ничего не кончилось - круги ада заплетаются в ленту Мебиуса, и сколько бы ты не просила, не вымаливала и не рыдала - эта гонка уже никогда не закончится. ©

Abbie Cornish
Judith
Юдит

все, что вы можете узнать о спасенной в городском архиве.
. . . . . . . . . . . . . .

▸ двадцать семь лет ▸ осло/крагерё ▸ офицер полиции, национальная служба уголовного розыска ▸ бисексуальна, не замужем ▸ на ваш вкус . . . . . . . . . . . . . . . . . . . я не умею писать угрозы, обещать золотых гор не способна, говорить о том, как со мной будет весело и легко, считаю абсолютно пустым. не будет легко. ни вам, ни мне. я не хочу диктовать вам персонажа, я хочу, чтобы он стал вашим до последней черточки. чтобы вы вдохнули в него жизнь, направили в нужное русло, приручили капризную музу, да и мне помогли найти вектор, который  был так бессовестно мной утерян. я не хочу привязывать вас к себе, при этом смею заверить – в моей жизни и жизни аниты вы будете занимать особое место, трепетно охраняемое и бережно любимое. я не люблю писать в пустоту, каждый образ в моей голове, случайно ли, нарочно появляющийся в этой теме – выпестованный, лелеемый и необходимый. не для галочки, чтобы было, а для истории, в которой ни у кого нет главных ролей. мое первое условие. вы – творец, а не потребитель. вы не ждете, но предлагаете. мне не нужна обуза, мне нужен двигатель, что и мне напомнит, как это – жить персонажами. мое второе условие. пробный пост в лс, гостевую, при личном общении. возможно, вместо этого я попрошу описать персонажа в нескольких строках. мне важно, чтобы вы поняли образ, уловили самую суть. в добавок, вы можете писать чудесно, но мы не сыграемся. этого мне точно не хочется. мои гарантии – я буду любить вас. я буду ценить вас. я буду пытаться вдохновлять вас, но без отдачи, сами понимаете, результатов ноль. приходите, я кусаюсь только при личном на то разрешении. я буду ждать вас здесь.

безумие относительно. всё зависит от того, кто кого запер в какой клетке.
пожалуйста, дай вдохнуть твой воздух. напиши нам свою историю на этом старом клочке бумаги.
. . . . . . . . . . . . . .
юдит говорит, что пропустила какой-то чертовски важный поворот, не вписалась в ограждение, размазала себя по кривому полотну, именуемому жизнью.
юдит говорит, что забыла заметить, когда ранее любимая работа потеряла смысл, обернулась войском механических операций, которые изо дня в день отныне проедают дыру в ее голове.
юдит говорит, что знает, как вытрясти из мира все до последнего обола, но мир этого не стоит. в век претившей определенности даже харон давно уже перешел на кредитные карты.
люди берут кредиты, чтобы жить, и живут, чтобы платить кредиты.
замкнутый круг проклятой взрослой жизни.
культ потребительства и рекламы.
юдит же никак не научится идти в ногу с толпой.

юдит говорит много, то сплетая слова в замысловатые фразы, то словно выблевывая, вырывая из себя, односложные предложения, разбавляя обыденность отборными ругательствами. внутри юдит символический счетчик произносимого вслух – если мгновение назад она разносила в пух и прах местную систему налогообложения, то потом она не скажет ни  слова, ни буквы – хоть вытягивай клещами.
порой юдит говорит, чтобы слышать свой голос.
чтобы не оставлять шанса говорить той части человечества, голос которой ее бесят.
они культивируют чушь.
обезличивают людскую мудрость.
они ничего не значат без своих гаджетов.
порой юдит говорит сама с собой, дабы понять, что еще жива.
что отличает от них.

юдит уверена, что будь у нее яйца, она бы покорила мир. нет, на самом деле, она прочно уверена, что быть мужчиной намного проще, лучше и удобнее. что более примечательно, периодически кажется, что эти самые отсутствующие атрибуты у нее, как раз таки, есть.
ей сложно быть слабой.
ей невыносимо просить помощи, потому что со всеми проблемами она привыкла справляться самостоятельно. она давно уже послала к чертям самого бога, что ей до окружающих с их осуждающими физиономиями.
первое время она старалась соответствовать принципу разумной достаточности.
а потом послала все подальше.
крагерё должен был стать ей здравницей, а стал могилой.

- хочешь спасти человека по-настоящему? записывай адрес.
наша игра длится почти четыре месяца, и единственный способ выйти из нее – проиграть ценой собственной жизни. я устало откидываюсь назад, прислоняясь к холодной стене больничного помещения. я снова успела за несколько минут до.
юдит говорит, что не собиралась кончать с жизнью таким гадким способом.
легким способом, когда ничего не чувствуешь.
говорит, что если возьмет в руки пистолет,  а не таблетки – тогда нужно бить тревогу.
в иных случаях – только спасать.
и я спасаю. а потом она меня. и по замкнутой линии.
мы в ответе за тех, кто нас убивает.

я научилась различать юдит по первому слову. первому вздоху в телефонную трубку, и даже провода не мешают ее отчаянию достичь меня. она звонит в службу доверия чуть больше, чем раз в день, чтобы услышать мой голос, и бросает трубку, когда подключается кто-то другой. она требует моего присутствия в ее жизни круглосуточно. хотя бы голосом.
юдит говорит, что сначала это планировалось игрой.
малой долей развлечения в этом убогом месте.
а потом что-то пошло не так.
со мной всегда что-то идет не так.

- юдит родилась в любой из точек света, куда направит ее ваше вдохновение, но к двадцати годам она должна остановиться в осло;
- юдит – одна из лучших выпускниц университетского колледжа полиции норвегии, сотрудник национальной службы уголовного розыска, тем более контрастным становится тот факт, что девушка ныне не удел и не в почете в полицейском управлении, находится на «испытательном сроке» в отделении крагерё, куда начальство отправило одаренную служащую за грубое поведение и иные промахи;
- в ее жизни случилось что-то, что выбило почву из под ее ног, привело к срыву, то, что пробудило в ней темное, порой истеричное и слабое, существо, что любит выпивать из окружающих жизненные соки. особенно, это существо любит аниту, как и сама юдит;
- анита и юдит играют в бесконечную и довольно опасную игру - кто кого спасет, когда это нужно больше всего. они присутствуют в жизни друг друга, сначала насильно, потом обоюдно зависимо. они - то друзья, то враги, то любовницы, но определенно не вечны в жизни друг друга;
- очень многое осталось за кадром, и это многое я хочу обсудить с вами, свеже прибывшей.

оставленная записка.

It's who we are
Doesn't matter if we've gone too far
Doesn't matter if it's all okay
Doesn't matter if it's not our day. ©

анита всю ночь не спит. она переворачивается с бока на бок, то хаотично разбрасывая в стороны руки-плети, то обхватывая себя ими же в тщетных попытках согреться. она скребет ногтями засохшее горло, словно слышит, как внутри оно осыпается проглоченными криками и паническими мыслями. волны адовой теплоты сменяются приступами ледяного безразличия. воздуха в комнате то катастрофически не хватает, и анита пытается дышать шире, выжимая из пространства редкие молекулы кислорода, то становится слишком избыточно, чтобы альвеолы успевали разносить его по крови. она слышит шаги посторонних по ее квартире, невидимые и несуществующие окружают ее со всех, абсолютно всех сторон, не оставляя путей к отступлению. она натягивает одеяло выше, зарывая поглубже не сколько голову, сколько весь своей внутренний и внешний мир, темноволосая отчаянно хочет оказаться снова в детстве, когда спасение от всех монстров приходило на кровати, под одеялом, и чтобы ни одна часть тела не выглядывала за очерченные границы безопасного детского воображения. это не помогает.
сейчас ничего не помогает.
монстры приходят в ее мысли, как к себе домой, удобнее усаживаются на краю кровати и ждут.
и им совершенно все равно на то, что их, вроде бы, и не существует.
анита всю ночь не спит, поэтому день проходит на уровень хуже, чем обычно.
и она словно мертва, но все никак не в конечной стадии. и эта неразрешимость, нерешительность и неопределенность бесит ее в наивысшей стадии.
сначала в бездну свалился стол. потом стул. потом и кровать.
анита, свалившись в бездну, осталась совершенно не тронутой.
с ней ничего не случилось, с ней ничего никогда не случается, и из всех передряг и жизненных катаклизмов она выходит абсолютно не тронутой. быть может чуть более потрепанной, циничной и равнодушной. чуть более расшатанной из стороны в сторону. не более того.
последнее время наивысшая степень доброты для нее – утром не думать матом, не посылать всех к черту и самому богу, да не ловить себя на стремлении либо самой вскрыться, либо повскрывать всех близко расположившихся.
анита не спит всю ночь, поэтому с утра ее не просто ломает, но выворачивает наизнанку.

анита живет на окраине города, в многоэтажном доме, более смахивающем на общежитие – колорит снимающих здесь квартиры весьма близок к ярмарке или базару – никак не встретишь человека с одинаковой для тебя бедой. единственное, что объединяет всех, кто переступает порог этого дешевого гнезда – для каждого ячейки комнат становятся не просто крышей над головой, но убежищем, в котором каждый хочет забыть о прошлой жизни. когда анита приехала в крагере, единственно прочно стоящим на ногах желанием было желание спрятаться. поэтому дом на отшибе казался наилучшим выходом.
она выкрашивает входную дверь в синий, так как курт всегда любил этот цвет.
почти черный, в подобие разозленному морю, которое брат и сестра видели лишь однажды, будучи еще детьми.
теперь моря в ее жизни избыточно, и она даже начинает его ненавидеть. но синий цвет остается с ней, как напоминание о курте.
он всегда найдет ее. и даже то, что он давно уже мертв, не помешает.
анита оставляет эдинбург, осло и еще множество городов в прошлом, как и десятки лиц, которые в тот или иной период существования проникали в ее жизнь. она учится жить з-а-н-о-в-о, понемногу вдыхая воздух и выдыхая тихое отчаяние вперемешку с тоской. в ее жизни даже случаются светлые дни и светлые люди, и каждого из них она бережет от себя пуще прежнего, чтобы не разочаровать. она выстраивает себя.
Tabula rasa.
человек с крепким рукопожатием, коллекцией винила и любимым супергероем из комиксов.
с умирающими цветами на подоконнике съемной квартиры, футболкой ac\dc на манер ‘похороните меня в ней.
с кучей привязок к внешнему миру. 
и до последнего момента казалось, что спрятаться у нее получилось.
а потом появляется это письмо, и созданная из нечего иллюзия безопасности рушится, подобно карточному домику. доминошка к доминошке падает, погребая аниту под собой.

самое ненавистное в ее работе – когда выпадает смена на утро и день. когда в службу доверия звонят лишь школьники, проблемы которых сводятся к неудачной влюбленности и насмешкам одноклассников по поводу угревой сыпи. когда ей ничего не остается, кроме как выслушивать монотонный голос скучающих домохозяек, мужи которых беспросветно пьют. все их проблемы умещаются в спичечный коробок, и анита еле сдерживается от грубости. в ее голосе нет ни капли поддержки и понимания. она – чистое безразличие, и голос уподобляется компьютеру, обесцвечивается и обесценивается. она даже не удивится, если после разговора с ней сегодня несколько особо добродушных отчаявшихся домохозяек наложит на себя руки.
ей все равно.
если бы ей дали заряженный пистолет, она бы с готовностью разрядила целую обойму себе в голову.
а что остается делать, если в твою жизнь приходит волк?
анита произносит заученные фразы, даже не стараясь слушать говорящего. все ее мысли возвращаются снова и снова к письму, сложенному в четыре раза, письму во внутреннем кармане сумки. она старается не думать о нем, но не может ничего поделать.
все дело в том, что о смерти не в правилах говорить столь изыскано.
а человек, написавший это письмо, точно желает ее убить.

реальность заключается в том, что анита есть воплощение пустоты.
именно поэтому письмо, в котором неизвестный плетет канву из похождений ее брата и ее собственной будущей смерти, не сколько пугает, сколько выводит ее из себя.
сначала она думает, что быстрее и легче будет наглотаться таблеток, потом решает, что ни за что не упростит задачу жаждущим мести.
радуйся, курт, чертов мальчишка, ты портишь мне жизнь, даже будучи мертвым.
анита срывается с места, когда часовая стрелка, заставшая на шести вечера, позволяет ей скинуть наушники без нареканий со стороны начальства. она преодолевает лабиринт из сослуживцев, что списывают ее нервозное состояние на недотраханность, недобитость и общую нестрессоустойчивость. она отвечает оскалом на любое из проявлений фальшивой вежливости, и поминутно оглядываясь, покидает душную контору.
она, честно, не помнит, как оказывается на этой улице.
и как получается так, как получается.
но.

- идите все к черту, - кричит она пустым улицам крагерё, уверенно шагая мимо стеклянных витрин многочисленных магазинов, встречающих ее немыми вывесками «закрыто», мимо припаркованных машин и опустевших лавочек, исправно работающих фонарей и пустых урн. – идите к черту всем городом. крагерё. что это вообще за название такое – крагерё? – уже тише добавляет она, толкая ногой подвернувшийся бордюр.
анита ненавидит этот город, он обманул ее своей призрачной безопасностью, обязанный быть бухтой, он становится капканом, в котором даже откушенная рука - не гарант спасения. теперь за каждым углом, за каждым поворотом, в каждом незнакомом лице может скрываться волк, жаждущий ее крови.
злость кипит внутри, заполняя все вокруг, пропитывая каждый рецептор, каждую невинную клеточку, анита ненавидит себя за бездействие, за беспомощность.
за то, что сейчас чувствует себя намного более одинокой, чем раньше.
а казалось бы, больше просто некуда.
ей просто необходимо выплеснуть то, что внутри.
- всех к черту.
она легко поднимает отколовшийся кусочек брусчатки, камень аккуратно ложится в ладонь, словно там ему и место. девушка подбрасывает его в руке, перебрасывает из правой в левую, словно пробуя на вкус. тяжесть его возвращает аниту в реальность. и она злится, когда видит в ближайшей витрине отражение ухмыляющегося курта.
он бросил ее. он посмел умереть, не спросив ее разрешения.
когда курт сменяется на леода, анита бросает камень ему навстречу.
витрина осыпается множеством осколков, а анита, почти бездумно, поддается вперед, под сыплющиеся хрупкие обломки. брызнувший фонтан стекла неожиданно громко разрезает тягучую тишину пустой улицы.
она должна что-то почувствоваться.
черт, она просто обязана что-то почувствовать.

▶▶ AWOLNATION  – Sail

заявка от меня и мисс ленц

miss nobody

все, что вы можете узнать о ней в городском архиве.
. . . . . . . . . . . . . .

▸ дату вряд ли кто-то помнит, а лет — от 14 до 16. ▸ родной город — не помнит. ▸ профессии не имеет. ▸ считает, что вся "семья" мертва. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . имя — на усмотрение. вполне возможно, что, как и у меня, паспорта-неделька. внешность — какая вам нравится, мы не особо привередливые. однако это должно быть что-то юное и хотя бы отдаленно похожее на куинто. хотя бы в темноте. ну, пожалуйста.

безумие относительно. всё зависит от того, кто кого запер в какой клетке.
пожалуйста, дай вдохнуть твой воздух. напиши нам свою историю на этом старом клочке бумаги.
. . . . . . . . . . . . . .
ну, здравствуй, дочь моя, иди я расскажу тебе, как все было на самом деле.
то, что твой отец террорист ты сама прекрасно знаешь. вот только не имеешь ни малейшего понятия, какой именно, ибо претендентов великое множество.
а все потому, что ты родилась в самой настоящей секте, которая планировала государственный переворот. каждый год — в новой стране. и возглавлял все это веселье некто джереми, который под конец, ты уверена, окончательно ебанулся и требовал, чтобы его называли королем.
в школу ты никогда не ходила, потому что у нас это было не принято. впрочем, писать печатными буквами и неплохо читать тебя научили. но все же стоит отметить, что в нашей организации было весьма профильное обучение, которое тебе точно не нравилось. если бы твоя мать была жива, она бы рассказала, как ты ревела часа три после того, как тебе пришлось вырезать аппендикс у и в чем не повинного кролика на живую. с химией было гораздо проще - это у нас семейное. с огнестрельным —  не очень, не хватает практики. с холодным тебе гораздо проще.
однако сейчас это не имеет никакого значения, потому что из секты вы сбежали, когда начались взрывы и паника. ты считаешь, что это была война своих против своих. и вам повезло, что вы успели под шумок свалить. мать предсказуемо не подтверждает и не отрицает. у нее теперь на уме совершенно другое.
не успела ты свободно вздохнуть, как вы оказались у свидетелей иеговы. твоя мать, за которой ты никогда не замечала ни набожности, ни хотя бы какого-то уважения к чужой вере, вдруг решилась замолить грехи.
теперь тебя учат писать прописью и читать бибилию. тебе это не нравится тоже. но это все же лучше, чем было.
наверное, ты бы назвала это кармой, если бы знала, что это такое. твою маму сбивает машина, раны не смертельные, однако бумажка, найденная в кармане ее куртки, которая гласит о том, что мадам отказывается от переливания крови, решает иначе.
ты остаешься одна. не возвращаться же к этим, действительно.
куда тебе идти, ты не знаешь. но все равно уверена, что выживешь.
хотя бы потому что.
ты как-то пыталась спросить у матери, кто твой отец, но та лишь пожала плечами и назвала имя, которое, ты не уверена, что запомнила правильно. о нет, твоя мать ни в чем не виновата. просто у нас в "семье" были такие порядки. если бы мы оба слышали про "дивный новый мир", нам бы было проще это объяснить. но я быстро втянулся, а у тебя и не было другого примера перед глазами.
я не знал о твоем существовании, пока ты не свалилась мне как снег на голову.
ты решила, что промышлять грабежом прикольно. я решил, что так открыто совершать взрывы в магазине — глупо. естественно, я не морг оставить тебя там.
мы сразу "узнали" друг друга. рыбак рыбака. семья на каждом оставляет свой отпечаток.
я уверен, что придет время и мы узнает о кровном родстве тоже.

небольшое послесловие

во-первых. проходи, ложись, здравствуй. мы тебя очень ждем.
во-вторых. пару уточнений про персонажа.
она действительно необразованная. от слова совсем. ницше не цитирует. знает про кафку только то, что ее надо есть лофкой. по физике, истории или, прости господи, географии не знает вообще ничего. привыкла, что своего приходится добиваться кулаками. не представляет, что такое ноги без синяков. нередко матерится, за что периодически получала по губам у свидетелей.
она не прекрасная роза, которая не сгибается при любых невзгодах. она точно не малолетний киллер, она вообще никого не убивала, да и ни разу серьезно не ранила. и она уж точно не шерлок в юбке. ей в принципе похер на добро и зло. она просто хочет выжить. если уж так нужен типаж — маугли.
однако она хорошо разбирается в технике, практической медицине (как зашить, как снять боль, что дать, чтобы больше не мучился) и химии (может намешать взрывную хуйню даже из марганцовки).
пару месяцев жила на улице. выглядит соответсвующе. про маникюр, прическу и макияж не слышала. ни в семье, ни тем более у свидетелей это не ценилось.
внешность, как уже писал, на ваше усмотрение, однако вышесказанное также следует учесть. и да, юная, значит, юная.
вообще, изначальным прототипом была Натья Брункхорст времен кристины ф., разумеется, не настаиваем.
не наркоманка. даже чуть-чуть. даже попробовать.
не курит. совсем. нет, я сказал.
вполне возможно, что близко знакома с алкоголем.
не имеет психических заболеваний.
еще раз: никогда не убивала людей. и не пыталась.
не хакер и не хокинг в юности.

и напоследок.
если вы привыкли играть гилан с шизофренией — пожалуйста, возьмите другую заявку.
если вы пишите простыни, а тем более вот_так — выберите другую заявку.
если вы готовы к нестабильным, постоянно меняющимся сюжетам — мы ждем вас.
если вы готовы к тому, что через пять постов ваш персонаж будет убит, потому что "смотри как прикольно получилось, иди сюда, нового будем придумывать" — мы ждем вас.
если вы достаточно адекватны на совершенно неадекватную игру — вы нам нужны.
мы привыкли играть спид-постами в среднем по 2-3 штуки в день/через день ( от 1,5 до 3т.) впрочем, если надо - подождем
и да, устойчивая психика вам в помощь, ибо у нас с трепетным отношением к чужому внутреннему миру чо-то плохо.
а вообще, мы не кусаемся. и хорошие. особенно я.

оставленная записка.

кто такой умный дал благословение на подобные бесовские игрища – не понятно. однако желание оторвать руки, вставить спичку и свалить, что так и было, сильно подстегивало стремление это выяснить. организатор, к своему бесконечному счастью, мертв. оставались только организаторы, на которых, по всей видимости, и падет божественный гнев, ежели чего. а он падет, ибо видеть эти милые лица и удержаться от того, чтобы остаться единственным воплощением зла на этой планете – что значит не получиться? окстись, смертный. как можно сомневаться в боге? –  с каждым разом становилось все сложнее и сложнее.
хотя сам тоже красавец. костюм по фигуре, грозный взгляд прекрасных глаз и рогалик прекрасно способствовали созданию образа грозы всего и вся. не то, что лосины и труселя навыпуск. имидж – все. хороший, локи, хороший.
- азазелечка, милый, мы на то и силы зла, что подобные маневры в нашем стиле. – его божественное величество вздохнуло. аз, видимо, окончательно перегрелся и отказывался соображать. держи голову в холоде. а он, шатаясь по подземным курортам и развлекая себя расчудесным видом мучений и пыток, окончательно потерял хватку. - ум, хитрость и коварство – наше главное оружие, – дожили. теперь он должен разъяснять первейшие заветы их дела, между прочим, блестяще представленные в пособии «как стать злодейским злодеем и наводить страх и ужас на окружающих. руководство для чайников», написанное сами угадайте кем. - ваш главнюк, в свое время был в этом хорош. один маневр с яблоком чего стоил. напакостил, так напакостил. жаль, таких почти не осталось. – жаль, что почти не осталось достойных и равных, способных в полной мере оценить силу и дерзость моего гения. - посему делаем вывод, что разобраться-таки мы просто обязаны, что без сомнения обеспечит нам преимущество.. раз уж мы пока, как бы чудовищно это не звучало, вынуждены работать в команде. – воистину чудовищно, поскольку подобный серпентарий, который явно ранее ошивался где-то в пределах кунсткамеры, выглядел весьма и весьма сюрреалистично. - однако недооценивать противника – не позволительная ошибка. они пусть интеллектом не блещут, но оставлять нам ключи от квартиры, в которой деньги лежат, вряд ли станут. поэтому, киса, сначала дело, потом развлечение. – точнее поминки, именно поминки по безвременно почившим героям. должно же зло наконец-то восторжествовать. хоть когда-нибудь. ну, пожалуйста.
- а там уже на месте решим, что с ним делать. для начала нужно добраться. - что за странные вопросы? не можете решить, так предоставьте это мне, я всегда прекрасно знаю, что, кому и как надо делать. чтобы это было выгодно мне, естественно. раз уж сами не могут. - спасибо, магнето, нам всем очень было важно знать твое мнение. – как всегда, исключительно по существу дела.
локи в очередной раз вздохнул, видимо, разработкой коварного плана по захвату всех частей эликсира придется заниматься опять ему, любимому. но, что уж тут скрывать и скромничать, с своем деле он был действительно хорош. главное, равномерно распределить имеющие ресурсы: кто управляет, а кто в бой, в смысле, на мясо. хотя это, кажется, очевидно. одна проблема – до обидного небольшое  количество информации. пока не было ничего известно о так называемой стороне добра. так называемой, потому что, во-первых, все в этом мире относительно, во-вторых, особенно относительно этих субъектов, поскольку если «наши» под воздействием ряда известных обстоятельств выглядели мрачнее обычного и яда на окружающих расплескивали в разы больше, то там, по всей видимости, ситуация была гораздо контрастнее. хотя известно-то, конечно, было, о составе мстителей можно сделать определенные умозаключения, но они так в виде догадок и оставались бы. нужны конкретные данные. видимо, снова придется подключать рогалик к тонким настройкам астральных проекций, дабы воспользоваться-таки преимуществом ясновидения, однако была большая вероятность сбить основные, поэтому локи, здраво рассудив, что ему важнее, решил отложить это дело на самый крайний случай.
- идея не лишена смысла, однако, интересно узнать, что может настолько сильно отбить чувство собственного самосохранения, чтобы кто-то решился на подобное. – что? держать в дураках бога? да кому только могла прийти в голову сия крамольная мысль? действительно, белые халаты, в частности, доктор, хоть и выглядели весьма и весьма подозрительно, но на особо извращенных самоубийц были явно не похожи. легок, кстати, на помине.
ан нет, лучше бы ему вообще не появляться.
«господа, к нам едет ревизор». комедия. действие пятое, сцена последняя.
локи почувствовал, как он в мгновение ока растерял все свое годами отточенное красноречие, от которого осталось только одно короткое: «чо?». земля ушла из-под ног, мир перевернулся, время и пространство перемешалось и завязалось в красивый морской узел, крыша с громким улюлюканьем унеслась в дальние дали, тараканы, напуганные количеством света и неожиданной пустотой вокруг, в страхе забились по углам.
карету мне, карету!
нет, про наследника еще как-то понятно. все верно. все логично. кто, если не его божественное величество? уже легче, осталось добыть кровь оставшихся пяти и добраться, собственно, до эликсира. естественно, намерения всех здесь собравшихся были кристально ясны. к тому же совершенству нет предела. хотя, казалось бы, куда больше.
а вот с остальной частью сообщения было значительно хуже:  информация ни коем образом не хотела укладываться в голове. ни по папкам, ни по полочкам, ни методом утрамбовывания при помощи ноги.
- ты – мой брат, я – твоя сестра. давай потанцуем?
что? нет, не так... что тут вообще твориться? куда я попал? какую герань курил доктор с хоганом, я тоже хочу.
ну, там где нет места разуму, есть места чувствам.
первое положение о странных родственных связях еще как-то успело обосноваться в его голове. он с непередаваемым выражением лица, состоящим из радости обретения, любовной любови, сомнения, опасения, профилактического скепсиса и укора «где ж ты шлялась столько времени», посмотрел на новоприобретенного родственника.
- мамо?
тараканы, не сдерживаемые больше ничем, вконец обнаглели и решили устроить карнавал. учитывая личностные качества обладателя, размах у них был не шуточный, отчего обладатель временами сильно страдал.
локи быстро пересек пространство, разделяющее его с кошкой, бухнулся перед ней на колени и уткнулся лицом в грудь.
- мамо!
рогалик был предусмотрительно снят по дороге. лица на нем тоже не было: не каждый день встречаешь потерянных несколько тысячелетий назад родственников.  а она, оказывается, не так юна, как хочет казаться.
не отрываясь от груди, он ткнул пальцем в сторону магнето.
- а тебе, старый хрен, я еще отомщу. - да-да, как раз что-то из стой серии: я мстю и мстя моя коварна.
- мамо, ты мне, кстати, мать, которая мать, или мать, которая отец? - боже, да я в раю.

yesterday was a million years ago,
in all my past lives i played an asshole /с/

jim sturgess.
gjert «wade» wadesen
йерт «уэйд» уэйдсен

все, что вы можете узнать о уэйде в городском архиве.
. . . . . . . . . . . . . .

▸ родился зимой либо осенью [тридцать два года] ▸ за всю жизнь ни разу не бывал за пределами крагерё ▸ преподаватель философии в университете крагерё, может также быть на подработках ▸ в целом, гетеросексуален, но стакан хорошего виски из любого сделает временного пансексуала; семейное положение йерт волен выбирать и корректировать на свое усмотрение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . глава повес, трибун трактирный - буйствует только по воскресеньям. тайный член клуба убежденных материалистов и критиков эмпиризма, прагматик во всем до мозга костей. в сущности, самая главная деталь: йерт не болен последней стадией алкоголизма, он не последний пьяница и, подвыпивший, не пристает к прохожим и не воспроизводит лучшие блюзовые композиции на ипровизированных инструментах посреди улицы. в моих планах было сделать его состояние аффекта очень вдохновленным и несколько циничным - степень можете вывести самостоятельно, я в любом случае не буду возражать. а глава повес - это я гиперболично и для перца, честное слово.

безумие относительно. всё зависит от того, кто кого запер в какой клетке.
пожалуйста, дай вдохнуть твой воздух. напиши нам свою историю на этом старом клочке бумаги.
. . . . . . . . . . . . . .
широко известный факт: сердце разлагается в последнюю очередь, и поздно уповать на спасение, когда оно уже успело сгнить - как метафорично и неправдоподобно, зачем уходить в эти дебри, когда пульсирующий ком плоти целиком высечен из мрамора?
ты приземляешься в хальмер-ю.
шершавые ладони припали к вискам и впитывают в себя тепло, борозды в коже разглаживаются на мгновение, но вскоре внедряются еще глубже, насмехаясь над мыслями йерта уэйдсена и его желанием жить вечно. йерт уэйдсен будет жить вечно и никогда не умрет - энергия не исчезает, она просто уходит, но все-таки остается существовать. философские трактаты свалены в одну кучу в углу комнаты, где пылятся старые газетные вырезки и, откровенно говоря, много всякого дерьма разной степени полезности. каждая деталь в помещении искажается туманными линиями дыма от дорогих сигарет, пара притоптанных каблуком фильтров на полу и несколько опустевших бутылок без этикеток; обманщик. йерт пластается на полу сгустком одиночества и ждет, пока мир начнет гореть, чтобы сидеть на краю бездны, пока империи превращаются в обугленные руины, и думать только о том, как прекрасен мир, искривленный рыжим пламенем, и о том, через сколько же секунд огненная пляска утащит его самого. как жаль, что книгу не дочитал; чертовски интересная была - с вероятностью в восемьдесят процентов, это будет последней мыслью, мелькнувшей в грешной яме сознания йерта уэйдстена.
ты приземляешься в порт-ройал.
выцветает азбука, испарившиеся чернила укладываются в новые слова, сминаемые в неровные строки. работа, работа, алкоголь, женщины, работа. десять раз повторяется примитивный циклический алгоритм, так легко приводимый в действие после нескольких внезапных вспышек меланхолии. клетки делятся, земля погружается в очередной спин, а ручка безостановочно режет белое бумажное полотно. йерта ненавидят мученики. он вдыхает грех, сплевывая кровь в первый костер испанской инквизиции, весело улыбаясь и оправдываясь хмелем. отрицатель веры да и в принципе отчаянный нигилист, флегматик с меланхолическими припадками, склонный к философствованиям и проверкам научных теорий - воплощение смелейших фантазий средневековых карателей. когда тяжелый прут стягивает легкие, с громким свистом вырываются черные облака ядовитого газа, ложатся чернильным шелковым пятном на плечи и распределяются по всей их поверхности. йерт держит их на себе, как атлас держал небо. его мозг заспиртованным приносили бы на каждый слет чопорные интеллигенты с претензией на зачатки разума, чтобы пытаться тайно и безрезультатно вычерпнуть все знания и дух революции - информация сохранилась даже в самых старых мертвых клетках. уэйд вмещает в себя всех существовавших философов - от сократа до сартра, и, верьте на слово, циника в нем многим больше, чем экзистенциалиста. клайд говорил, что в уэйдсене очень много всякого дерьма, но никогда не называл его плохим человеком:
- уэйд - упрямейшая скотина: заставь его раскаяться, и он этим признанием потом сможет выцарапать сатанические руны на твоей груди.
ты приземляешься в ирбене.
три часа ночи, два стакана с чистейшим этиловым спиртом - йерт не ждет гостей, он сам себе гость и сам себе муза. принимать реальность легче под градусом, и от того, насколько тупой угол, зависит глубина мысли и вероятность увидеть истину абсолютной. телефонная книга раскрыта на странице двенадцать - осталось еще столько же, и ни одного мужского имени на ближайшую пятерку. дайте йерту женщину, и он забудет о том, что такое звезды или как деликатно опровергнуть теорию релятивизма.

ты приземляешься в централии.
чтобы сохранить нервные клетки, всегда приходится приземляться.

последний, au

я выучил каждый слог наизусть, настолько тщательно, что мне в самом деле перестает нравиться это дивное сочетание девятнадцать-тридцать один-четырнадцать. пустоту заполняет только кровь, но я не хочу быть наполненным – мне приятно пустовать. до тех пор, пока нечего в себя зашить и почувствовать полноценность такой, какой ее описывают в книгах множеством простых и бессмысленных слов, где каждый воспринимает объекты так, как ему заблагорассудится. я подумал: что плохого в том, чтобы уколоться, если это розы прорастают сквозь перикард? еще подумал о том, что бывает приятно ощущать, как легкие разрываются от воздуха, впархивающего в маленькие альвеольные шарики со свистом, свойственным вскипевшему разгоряченному и, скорее всего, неисправному чайнику. я хочу описать свое состояние, но не знаю, с чего начинать. иногда лучше нарисовать чувства на бумаге, сливая краски и элементы в одно большое пятно, похожее на рассыпающиеся по ночному небу капли фейерверка. или помолчать, чтобы не разочаровываться в себе: возможно ли вообще в полной мере описать свое душевное состояние? я хочу обнимать весь мир – плохих людей и хороших, пусть они будут счастливо смотреть на звезды и знать, что где-то взрывается миллион серебряных точек, превращаясь в пыль и оседая людям на запястья, укладываясь в звездные карты на сетчатке умирающего, чьи глаза впервые и навсегда закроет кто-нибудь посторонний. иногда я правда страдаю, когда задумываюсь над тем, что пока я собираюсь в школу или на матч, где-то синий кит выплакивает из плавника якоря или, еще хуже, у какого-нибудь крайне дружелюбного человека происходит аутолиз. красивое слово, совсем не хочется задумываться о его значении.
свитер становится жестче, пока я уже несколько минут приглаживаю рукава, непроизвольно вытягивая и скатывая в узлы нитки. хорошо, что нитки мыслей сами завязываются узлами, и мне не нужно прилагать усилий, чтобы потеряться в собственном сознании. пока догорает одна, из пепла возрождается вторая – сбивчивость и хаос, моментальная перезагрузка после крушения, кружения /головы/, кругов белого цвета перед глазами. очень легко ни о чем не думать, вдыхать воздух раз за разом, представляя, как выглядит капиллярно-бронховая сеть легких, и не думать ни о чем серьезном, позволяя себе забывать. я очень глупый, раз позволяю себе такие вещи, но я не хочу сохранять свои мысли в голове, чтобы умереть счастливым и беззаботным; хотя бы на процентов двадцать пять менее раздавленным, чем мог бы быть. был бы, если бы запоминал, что происходит со мной во время каждой молчаливой истерии. я рад бы умирать на несколько спасительных секунд, но не видеть тети хелен и каждый раз просыпаться здоровым – я не могу отказаться, это сильнее меня. почти все сильнее меня.
перед каждым коротким замыканием я вспоминаю сэм. снова воспоминание меня закоротило, скрутило, смяло, но вместе с этим расслабило режущие, охватывающие сердце по диаметру пруты, и дышать/читай: жить/ стало легче в разы. птицы снаружи умолкли, я осознаю это, хотя трели в моей голове продолжают разрастаться пышными терновниками, путаться и прорастать через глазные яблоки, обхватывая каждый сосуд тонкими нежными ветвями; они искажают картинку перед глазами, и все тяжелее различить, где явь, а где иллюзия. поэтому я закрываю глаза ладонями и жадно хватаю ртом воздух – ощущение, будто бы я задыхаюсь, и все вокруг теряется в одном демоническом водовороте; я это чувствую, несмотря на то, что глаза мои закрыты. теперь я знаю, что вселенная когда-нибудь лопнет, лопнет, так и не успев зацвести, как воздушный шар, в котором внезапно стало слишком много жизни. и солнце погаснет, а люди это поймут только тогда, когда однажды оно не зажжется вовремя. звезды не будут падать, чтобы исполнять необдуманные желания и воскресать новыми необычайно маленькими лучами, собранными в неприметный ком звездных былинок. все исчезнет, чтобы возродиться, прямо как сейчас изображение реальной жизни расплывается, растекается за моими ладонями. все пропадет и прахом покроет раскалывающуюся на острые осколки землю. декаданс неизбежен. но я все равно люблю сэм, и ничего с этим поделать не могу. и не буду. не хочу.
теперь сны толкаются и прорезают путь в бескрайнюю материю сознания. мне не спастись?
терновник заростил все в радиусе десяти метров, и картинки все нереальнее, глуше и оттого все больше меня увлекают. сейчас, вижу, догорают помпеи, но на самом деле - рассвет. лучи солнца не пробиваются через мизерные расстояния между пальцами - вроде живешь, а вроде бы в прострации, как в формалине, застрял. и не выбраться. и не выдохнуть. жизнь все еще прекрасна, все еще завораживает, как грязно-зеленая пена, брошенная морем на скалу; я хочу благодарить жизнь за то, что она есть, всегда хотел и сейчас хочу, пока прячу в ладонях лицо и пока похож на грешника, страданиями отмаливающего свою адскую жизнь. только я не страдаю, я не чувствую ничего, что могло бы причинить боль и включить слезные железы на полную мощность /иногда хочется их вырезать к черту, боже, я так сожалею, что выругался, путь даже мысленно/. вселенная, я тебе надоел, но я снова хочу к тебе обратиться. бог не помогает, он, наверное, занят, и ему нет дела до меня с моими глупыми просьбами. но пожалуйста, умоляю, верни меня обратно, верни меня туда, где есть сэм, иначе я пропал окончательно и безвозвратно.
когда начинают таять синие цветы и вероломные образы, я понимаю, что начал воскресать. уже через секунду все забудется, как хорошо, что все рано или поздно забывается. хотя лучше рано чем поздно. я открываю глаза, в комнате по-прежнему темно, и я не могу отнять ладоней от лица, хотя картинка будто бы проясняется. чьи-то чужие руки и глаза. теперь слово «чужой» самопроизвольно выпадает из контекста, стоит только окончательно вернуться туда, где находился до неполного слияния с трансцендентностью. вселенная, спасибо за то, что ты в очередной раз меня услышала и не дала упасть: или мне в пропасть, или дамоклову мечу на голову – все равно. еще до конца не вынырнув из своей туманности, я мысленно складываю звуки в слова, а слова упорядочиваю в предложениях; мне нужно что-нибудь сказать, пока не стало еще хуже. я знаю, что может стать хуже, хотя сейчас я чувствую себя на удивление счастливым. какой же замечательной может быть жизнь, если замещать все плохое. как необъяснимо появляется чувство свободы каждый раз, когда я пишу имя сэм на кусочке бумаги и сжигаю его в камине, чтобы где-то у меня всегда были частицы пепла. тяжело быть ненормальным, но еще хуже – до атома съеденным печалью.
- я чувствую себя очень хорошо, – почти не солгал. – ты пришла ко мне за книгами? я не успел дочитать, я честно верну тебе их, и очень скоро. осталось несколько страниц. но ты можешь забрать их сейчас, если хочешь. ты можешь вообще делать все, что захочешь, я не буду тебе мешать.
кажется, я говорю медленно, но так много. во мне умещается столько слов? и почему в них можно вложить только ограниченное количество смысла? я хочу вкладывать в них весь смысл, который у меня был и остался, чтобы не помещать его больше в эти тревожные глаза напротив, в которых отражаются лики всех скандинавских богов. это удивительно, как быстро получается думать и как плохо – говорить.
и как в одном человеке умещается все, что преданно и искренне считаешь святым.

filter – happy together
у нас ничего не будет, нам ничего не светит, с нами ничего, как водится, не случится, между нами рассыпалось небо из звездной клети, оно становится все огромнее и лучится. мы молчим с тобой обреченно, а в небе солнце, и глаз его голубых не найти бездонней. это небо говорит со мной и смеется.
я хочу просыпаться в его ладонях.
просыпайся в моих ладонях.

magdalena zalejska
lavinia
лавиния

все, что вы можете узнать о лаве в городском архиве.
. . . . . . . . . . . . . .

▸ 19 лет ▸ крагерё ▸ начинающая модель, учится на врача ▸ гетеро, не замужем ▸ полноценная семья. возможно, братья/сестры. все на твой вкус . . . . . . . . . . . . . . . . . . . не приходи на один день; не приходи, если пишешь неграмотно (стопроцентной грамотности не требую, но все же); не приходи, если тебе непонятен/неприятен мой стиль; не приходи, если ты не готова к большой истории, к тому, что придется писать этих ребят до мельчайших деталей и выслушивать меня и мои восторги по поводу. я не слишком активен, но я буду исправно писать посты, буду вдохновением, буду делиться идеями и любовью. я долго соображал, чтобы написать эту девочку. и у меня еще сотни деталей, сюда не вошедших. средний размер поста - 6-7 тысяч знаков. пойми ее, прими ее - и приходи. также, все, что описывается - это скорое будущее и последующее. в настоящем эйнар еще слишком... хрупкий и крошечный, что ли. но будущее самое скорое.

безумие относительно. всё зависит от того, кто кого запер в какой клетке.
пожалуйста, дай вдохнуть твой воздух. напиши нам свою историю на этом старом клочке бумаги.
. . . . . . . . . . . . . .
и вечность начинается с того мгновения, когда ты встречаешь ее взглядом в магазине.
рассеянно думаешь, ух ты, какие гладкие длинные волосы, и как они только не путаются? за ними, наверное, сложно следить. но они красивые. и еще - хочется их погладить.
ты видишь ее со спины, отмечая только худые, почти тощие, руки, каскад длинных шоколадных волос и сутулые плечи, чуть вывернутые вперед.
она немного выше тебя, но не носит каблуков. на них она, наверное, кажется еще тоньше. талия едва не переламывает ее напополам под прямым углом.
на выходе она поворачивается, открывая профиль, и ты видишь лик святой орлеанской девы. никак невозможно выкинуть его из памяти, один раз запечатлев,
и,
у нее не слишком выразительное лицо, она хорошенькая, не более,
но,
губы - пухлые, налитые алым и приукрашенные болячками - хочется поцеловать. до жути хочется, правда, маленький рыжий наглец?
ты ее недостоин, ты ничего не достоин, стой тут со своими покупками.
а она уже переходит улицу на красный.
недовольная тетка на кассе что-то бормочет себе под нос, поторапливая тебя.
ну, что же ты? беги, догоняй, пока видение не растворилось в суете дней. пусть городок небольшой, но ты тут никого не знаешь.
может, она тут проездом?
ну, что же ты, рыжий?
но ты никуда не спешишь, недоразумение. ты уверен, что встретишь ее, и не раз.
у нее в руках был черный бархатный футляр.
у нее была скрипка.

они встретились снова в его любимой кофейне; наконец, после долгих размышлений, с выступившими на лбу каплями пота, он все же решается подойти к ней, уже привстает со стула, неловко задевая подставку с салфетками, но тут она оказывается рядом, улыбается своей этой коварной, варварски великолепной улыбочкой с идеально отточенными зубками, пишет на салфетке свой номер и упархивает, ловко передвигая тонехонькими ножками, топ-топ, цок-цок, оставляя рыжего в недоумении, с дрожащими руками - впитывать приторно-сладкий запах ее духов, смешанный с табачным дымом, да комкать салфетку в руке.
точка невозврата начинается здесь.

вообще-то, ты, моя девочка, хранишь там, в этом бархатном черном футляре, свои дневники и отцовский пневмат.
и на крыши, если и приходишь, то лишь пострелять по банкам, да попугать сонный крагерё резкими звуками.
и ты совсем не такая хрупкая, как кажется с виду - в тот вечер, когда вы впервые вместе пили, ты перепила этого рыжего, веснушчатого придурка с блестящими от коньяка и влюбленности глазами.
он кажется тебе забавным. таким... невинным.
не от мира всего. словно из какой-то другой жизни.
ты не знаешь, для чего он тебе нужен. ты даже не знаешь, для чего тебе вообще нужна жизнь.
днем ты занимаешься в университете и препарируешь лягушек, а вечером ты болтаешь ногами, сидя на подоконнике в его квартире, слушаешь стихи и классику для скрипки в его исполнении.
потом уходишь, когда тебе вздумается, и ни разу не подпустила его ближе, чем на метр.
ты любишь устраивать беспорядок в его квартире/голове/душевном состоянии.
ты любишь курить с закрытыми окнами, отлично зная, что он заходится в кашле.
и не собираешься меняться ради кого-то, кого впервые видишь.
даже если он...
это он.
ты кривляешься перед объективом и бросаешься в него апельсиновыми корками.
он тебя бесит своей бесконечной верой в светлое и людей, но он тебя очень цепляет именно этим.
этой своей детскостью.
ты делаешь это из жалости. убеждай себя, пока он искренне верит, что симпатичен тебе.
но ты так и не решаешься подойти к нему поближе. и он не сделает первый шаг.
вы создаете друг другу больше странностей и проблем, но не хотите отпустить.
уже нет.
перейденный рубикон начинается здесь.

и он пишет письмо - потому что он слишком жалкий, чтобы сказать это вслух.
он говорит, точнее
на бумаге ты видишь несколько корявых слов, выведенных рукой первоклассника и закусываешь от смеха губу
он говорит, знаешь,
(нет, ты не знаешь, но, может, догадываешься)
что, когда мы вместе, я становлюсь счастливее
и от того становится немного счастливее весь мир.
а ты рвешь письмо-признание на клочки и вдруг перестаешь смеяться.
потому что это уже не смешно.
и это уже не просто так.
это уже что-то другое.
убегай, если хочешь убежать, но как далеко?
и хочешь ли?

оставленная записка.

обязательно. после.

Plushgun – Just Impolite

Juno Temple
Lisbeth Constancia Berg
Лисбет Констанция Берг

все, что вы можете узнать о Лиссе в городском архиве.
. . . . . . . . . . . . . .

▸ здесь дата рождения. [19] ▸ Потсдам // Крагерё ▸ студентка ▸ на усмотрение ▸ сводный брат - Айра; две сестры - Анна и Жозефина; родители - Франциска и Амадей . . . . . . . . . . . . . . . . . . . менять внешность не желательно; понять Лиссу и согласиться жить с братом очень желательно; не сбежать, пожалуйста; по всем вопросам относительно Лиссы - в личные сообщения, я всё расскажу

безумие относительно. всё зависит от того, кто кого запер в какой клетке.
пожалуйста, дай вдохнуть твой воздух. напиши нам свою историю на этом старом клочке бумаги.
. . . . . . . . . . . . . .
Лисбет Берг. Моя Лисса, моя Бет, моя Лисбет.
Тебе 19 лет, а ты все ещё выглядишь на 16. У тебя искусанные в кровь губы, поломанные ногти. И страх. Страх в глазах.
Маленькое загнанное в клетку животное. Лисбет, ты не канарейка, ты не сойка, ты белая ворона.
С тобой не общаются люди - не понимают тебя. Глупцы и идиоты, Лисбет. Я столько раз тебе это повторял, но ты все также мне не верила. Ты всегда видела в них самое хорошее, самое лучшее.
Моя дорогая Лисбет.
Я помню как ты появилась в нашей семье. К тому времени я уже не кочевал по темным улицам, твои родители меня усыновили, за что я буду им благодарен. Когда-нибудь даже скажу это вслух. Маленькая светлая девочка. Ты не стала моим солнцем или центром вселенной, Лисса. Ты стала якорем, который удерживал меня в этом мире. Ты стала спасительным кругом, не дающим мне утонуть.  Лисбет, ты стала моей самой страшной тайной. Ты заставила меня полюбить тебя.
Я приносил тебе игрушки, которые воровал у других. Я прятался у тебя в комнате, рядом с тобой. Я засыпал рядом с тобой, молча смотрел, как мать носить тебя на руках, как отец с тобой играет и ревновал.
Ты должна была принадлежать мне, исключительно мне и больше никому и никогда.
Но приходилось тебя делить с семьей, как-то мириться с тем, что твое внимание принадлежит не только мне.
Ты росла на моих глазах, иногда даже на моих руках, Лиса. Моя бесконечно родная сестра, самая близкая в этом мире из всех людей. Я вытирал твои слезы, смеялся с тобой при просмотре твоих любимых мультфильмов, где кот бегает за мышью. Я был всегда рядом, забирал из школы, даже тогда, когда больше не жил с семьей. Ты была моим связующим звеном между прошлым мной и настоящим. Между ребенком и животным, Лисса. Ты стала опорой для моей человечности.
Ты всегда улыбалась миру, солнцу, мне. Ты всегда смеялась и редко плакала, моя родная. А если и плакала, то только из-за людей, которых я ненавидел. Потому что они были виноваты в твоей печали. Ничтожные и бесчувственные твари.
Ты неземная девочка, моя Лисса. Неземная, не такая как все. И именно за это я люблю тебя. Без грязных мыслей, милая Бет, без них. Я никогда не хотел с тобой близости, это отвратительно по отношению к тебе.
Ты святая, может быть только для меня.
И ты умираешь, Лисса. Ты с каждым днем становишься на шаг ближе к смерти, что нависла над тобой, подобная грозовой туче. Ты умираешь от лейкемии.
Я пытаюсь тебя спасти, Лисбет. Я обязан тебя спасти.
Жаль, что ты этого не хочешь.
Моя святая Лисса.

оставленная записка.

Again.
Мод, ты снова again.
Снова внутривенная агония, агейния, ломанные слова, перековерканные и вывернутые на изнанку, как людские души. Тебя не смущает ничего или просто ничто? Списанный товар, выброшенные на ветер деньги? Мод, ты безумна. Ты расточительно безумна. Хочется однажды собрать тебя воедино и посмотреть, какая ты «в себе». Постоянное «вне» могло бы даже надоесть, если бы я придавал слишком большое значение твоим полуночным танцам.

Я наблюдаю тебя постоянно. Живая, стремительная, угрожающе близкая и сразу, через пару мгновений – далекая. Бешеный поток, призрачная надежда на светлое будущее в прогнившем до основания мире. Мод – дыши. Мод – научи меня так же дышать, научи жить как ты, рассыпаться на частицы, становиться одним целым с космосом и потом собираться воедино, излучать приятный лунный свет. Ты светлая сторона луны – прохладная, таинственная.

- номер раз, ограничение свободы.

Я наблюдаю за Мод. Я примеряю на себя её причины, прикидывая в уме, сколько бы ей потребовалось времени, чтобы казнить меня на месте. Или сколько бы времени ушло у меня на то, чтобы залить её молодое и прекрасное тело какой-нибудь кислотой, обезобразить до неузнавания и забыть. Ограничение свободы кажется мне не таким уж и смертным грехом, но раз уж дама просит.
Ей, наверное, не давали той воли, которую требует каждая птица, заключенная в клетку. Ей не давали свободы, которая необходима рыбам в аквариуме. Она, наверное, раньше была мотыльком в банке. Несчастная девочка. У меня даже что-то в несуществующей душе переворачивается от осознания того – как ей было плохо, когда-то.
Мод, хочешь, сейчас будет хорошо?

- номер два, измена.

Пожалуй, здесь бы я согласился с Мод. Пожалуй, за это стоит убить. Четвертовать. Обезглавить. Бросить в карцер, запереть на множество замков и морить голодом. Утопить. Сжечь.

// айра сам не замечает, как сжимает кулаки //

Измена это слишком больно. Измена это удар ниже пояса, нож в спину. Измена убивает не хуже выстрела в голову. Сразу, без лишних вопросов – бах! И тебя уже нет. Ты разбит на миллиард осколков//кусков. Тебя больше не существует – глупая иллюзия. Тебя предают, тебя бьют под дых, ты больше не жилец.

- номер три, навязчивость.

Мод делает мне одолжение. Мод дарует мне ещё пятнадцать секунд жизни – побудь немного всесильной, я не против, Мод. Почувствуй себя некоронованной надменной принцессой, я буду твоим верным пажом, который бегает вокруг и только создает хаос в твоей маленькой башне. Мод, я абсолютно ненавязчив. Скорее это ты навязываешься ко мне, ищешь чего-то в моей компании, а я позволяю. Но пускай, я разрешаю тебе побыть главной.

- номер четыре, любовь к советам.

Меня начинают забавлять такие веские поводы к убийству. Если бы не знал ситуации, смеялся бы в полный голос, считал бы ей дурой и послал бы давно нахер. Но только сегодня это не моя роль.

- любовь к деньгами… кража смысла жизни…

Обрывки фраз, Мод.
Это всё детские причины для убийства, я ждал чего-то более грандиозного, вроде не оказания помощи утопающему или убийство матерью собственного ребенка. А здесь – все просто, элементарно просто. Обиды, воспоминания из детства, расстроенная личность, алкоголь.
Мод, ты не потеряна.

// Айра ловит её руки и целует каждую по очереди. Айра улыбается Мод //

- Твои причины своеобразны. За тебя сегодня плачу я.

// его рука опускается на её колено//

- Чтобы убить человека, недостаточно иметь причины. Даже столь веские. Даже такие как измена или ограничение свободы. Люди сами идут на это. Свобода выбора, что-то такое слышала?

// у Айра серьезный взгляд и ни намека на улыбку. Его рука движется вверх по бедру Мод //

- У каждого есть право на выбор, пускай даже это будет бить по нам, по хрупким людям пулеметной очередью. Быть навязчивым не так уж и страшно. Не страшно давать советы. Не страшна любовь к деньгам. По сути своей – это лишь бумага, не более. Красивая разноцветная бумага, за которую кто-то готов отдаться в грязной уборной этого заведения, например, она.

// Айра убирает руку с бедра Мод и улыбается какой-то разукрашенной девушке через несколько столов и салютует ей стаканом //

- Или кто-то другой. Предложи человеку крупную сумму и пообещай, что ваша связь останется в тайне – продастся любой. Это факт, Мод.

// Айра смотрит на Мод без улыбки. Айра не думает, Айра платит за карнавал //

- Кража смысла жизни…

// он хмурится и возвращает руку на колено Мод, накрывая бедро рукой и снова поднимаясь вверх //

- Это может оказаться преступлением. Только я не знаю, honey, что в таких случаях делать. У меня нет смысла жизни. Мод, а хочешь оказаться смыслом моей сегодняшней жизни? Выбери себе новый смысл, не привязывайся. Это глупо.

// Айра пожимает плечами и смотрит на Мод //

- Мод, а ты танцуешь? А что ты делаешь лучше всех, Мод? В чем твоя уникальность? В чем твое превосходство? Ты ведь превосходна, я это знаю.

// Айра наклоняется ближе //

- Я чувствую, Мод, насколько ты превосходна.

Ian Bohen (mb Mark Walber, Alexander Skarsgård, Stephen Moyer)
Ulvald Enger
Ульвальд Энгер (прописано по канону в анкете, однако, я думаю сменить можно)

все, что вы можете узнать об отце в городском архиве.
. . . . . . . . . . . . . .

▸посчитаем [от 40 и выше] ▸ крагерё // крагерё ▸ что-то не бумажное, не пыльное. может чините автомобили или что-то подобное? руками работаете ▸ гетеро // вдовец ▸ дочь - Тесса Энгер (жива); супруга - Стефания Энгер (мертва); брат супруги - (жив) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . не бойся, дражайший, я совсем не кусаюсь. совершенно. Тессой я играю первый раз и кажый раз открываю её для себя по-новой. я хочу её раскрыть, прочувствовать до конца, и для этого, я бы очень хотела осветить её через призму взаимоотношений отца с дочерью. у меня уже есть дядя (брат матери) и мальчик, о которым ты не знаешь. они все здорово помогают понять и раскрыть персонажа. не хватает лишь тебя, для полной картинки тебя, любимого отца, который после смерти матери/супруги отдалился от меня, который пытается всё сделать правильно, как надо только мы с тобой оба не знаем - как это "правильно" я не могу пообещать, что всегда буду рядом, я просто это сделаю. я хочу тебя полюбить как родного, показать, что ты для меня всё ещё многое значишь и то что мы оба потеряли близкого человека, никогда нас не разлучит. я покажу тебе свои старые рисунки, где нарисованы мама, ты и я я познакомлю тебя со своей музыкой и расскажу о том, что я влюбилась я буду для тебя хорошей дочерью, обещаю. просто появись и давай мы снова возведем воздушные замки и будем проводить вечера в компании телевизора и чм мира по футболу? а я? я всегда буду поддерживать любые твои начинания и не оставлю одного пока я писала заявку, я опиралась лишь на две вещи - своего отца и роль Марка Уолберга в последних Трансформерах. и то, относительно, насчет последнего. я ни в коем случае не прошу сделать Питера Хейла, Билла Комптона или Эрика Нортмана. нет, просто мне дико импонируют данные внешности и я вижу их в роли отца для Тесс. никаких рамок для вашей фантазии, только полюбите Тесс, так же как её люблю её я. а вас любить я буду безоговорчно.

безумие относительно. всё зависит от того, кто кого запер в какой клетке.
пожалуйста, дай вдохнуть твой воздух. напиши нам свою историю на этом старом клочке бумаги.
. . . . . . . . . . . . . .
ты отец. внезапный поворот событий, правда? отец. любимый и любящй, потерявший супругу и воспитывающий дочь.
дочь, которой 17 лет и которая так похожа на твою покойную супругу.
у вас не самые сложные отношения, как бы ни хотелось. ты не принуждаешь её к инцесту и прочим грязностям/пошлостям. этого в вашей семье нет.
ты её любишь как отец, заботишься и воспитываешь, как тебе кажется правильно. никаких прогулок допоздна с неизвестными личностями, никаких в соседний город на концерт. она ещё маленькая. твоя маленькая Тесса
ты иногде думаешь что слишком строг, что стоило бы ей дать немного свободы, но потом вспоминаешь, что творят дети в этом возрасте, что её могут обидеть/сломать/испортить и снова строишь из себя заботливого отца, который все делает на благо семьи и дочери
ты посещаешь могилу супруги, разговариваешь с ней обо всем, о том, как её не хватает и что Тесса растет красавицей и умницей
рассказываешь о том, что её брат (брат жены) проводит с вами много времени, особенно с Тессой, что вы стали куда более близки
ты говоришь что скучаешь по ней
ты не разбился в дребезги после смерти жены, ты стал сильнее, крепче духом, но все ещё не отошел от потери, да и никогда не отойдешь
ты стал почаще прикладываться к бутылке, а иногда не возвращаться домой, чтобы дочь не видела тебя в таком состоянии
ты работаешь, копишь деньги ей на университет
ты замечательный отец и Тесса тебя очень любит, просто вам надо снова найти точки соприкосновения и научиться слышать друг друга

оставленная записка.

Люди встречаются, люди расходятся.
Люди теряют людей.
Я умираю в зашторенной комнате
Полной прозрачных теней.
Я умираю медленно и беспощадно, именно так, как умирают все вокруг – взрослея слишком рано и умирая слишком поздно.
Ты ещё раз выдыхаешь холодный воздух, выталкиваешь его из своих легких и плотнее кутаешься в шарф. Ты прячешь руки в карманы куртки и ходишь по улицам, оглядываясь назад.
Ты умираешь в зашторенной комнате, набирая сообщение одними пальцами, улыбаясь одними мыслями.
Ты плачешь, размазываешь слезы по щекам, когда тебе страшно. Кричишь куда-то в заснеженное поле, но тебя, как и обычно, никто не слышит. Они не хотят слышать, они не хотят видеть. Люди любят счастливых. Люди не любят тех, у кого проблемы.
От таких люди сбегают. Они боятся, что ты скинешь на них свои проблемы и будешь требовать их разрешения. Люди они такие странные, они боятся кого-то услышать, но хотят быть услышанными.
Ты переживаешь за отца, вечерами где-то пропадающем. Ты переживаешь за отца, жену недавно потерявшего. Ты переживаешь за кого угодно, спасаясь от собственных переживаний за жарким полднем или чашкой кофе. Ты прячешься за другим именем в интернете и рассказываешь выдуманную историю о странной девочке с луны.
У той девочки ленты в волосах. У той девочки цветы на руках. У той девочки есть все.
У тебя сейчас нет ничего. Ничего такого, что могло бы оказаться таким важным, таким необходимым и счастливым.
Ты выходишь из школы и натягиваешь вязанную шапку. У тебя нет модных шляпок с бантами или вязанных шапок с ушками как у зверей. Ты ходишь в магазины за продуктами или когда уже необходимость в новой одежде поджимает. Ты веришь безоговорочно отцу в том, что у вас временные перебои с деньгами и что все скоро наладится. Ты веришь, что у него слишком много работы и слишком мало времени.
Ты веришь свято, пока не натыкаешься на него с другой женщиной в кофейне.
Ты умираешь и не рождаешься заново. Ты чувствуешь, как сердце разрывается по полам, а гнев, такой чужеродный, такой неправильный заполняет тебя всю, все твое существо. И ты не можешь сейчас ничего сделать, ты просто смотришь на то, что происходит за стеклом и пытаешься понять, в каком именно месте тебя обманули.
Ты видишь его за столом с другой, ты не слышишь разговора, но ты видишь. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Ты не хочешь ни видеть, ни слышать. Ты хочешь закрыть глаза и подумать, что это лишь сон.
Но нет, это не сон Тесса. Это даже не кошмар. И ты его никогда не забудешь. Ты никогда этого не забудешь, поверь.
И ты сидишь на скамейке в парке, откуда открывается вид на заведение. Ты дышишь на пальцы и набираешь сообщения, рассказывая о том, как у вас холодно и везде лежит снег. Ты отправляешь фотографию заснеженного парка и лавочки, на которой ты сидишь. Ты пытаешься отвлечься, забыть о существовании помехи, проблемы, неприятности.
Ты отчаянно пытаешься избавиться от всего этого.
Ты видишь, как отец выходит из заведения и садится в машину. Ты не видишь, чтобы его провожали. Ей наверное все равно, дошел он до машины или его накрыло сугробом с крыши. Она наверное ничего не знает.
Тесса видит, как машина отъезжает с парковки и удаляется за поворотом. Тесса хватает сумку замерзшими пальцами и прячет телефон в карман.
Ей терять нечего. Ей больно.
Запах кофе и свежей выпечки больно бьет по желудку, в котором нет ничего, кроме школьного обеда. И кажется ей этот запах самым отвратительным в мире. И все что остается, так это подойти к стойке и сказать прямо в лицо.
- Ты знаешь, что он потерял жену почти пять лет назад? Что у него есть дочь и ей бы тоже хотелось немного внимания? Ты понимаешь, что ты ломаешь все? Кто ты такая, чтобы отнимать его у меня?

Indila – Dernière Danse
Lily Wood – Prayer In C
Within Temptation – Our Solemn Hour

isabel lucas
Lee Bråten
Ли Бротен

все, что вы можете узнать о Ли в городском архиве.
. . . . . . . . . . . . . .

▸ здесь дата рождения. [27] ▸ родной город // крагерё ▸ профессия. ▸ сексуальные предпочтения; не замужем ▸ ближайшие родственники . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Ли - ты объект моей жгучей ненависти. Ли - ты объект моей злобы. Ли - ты объект пристального внимания. Ли - ты мне нужна. Зачем? Я буду ненавидеть тебя так же сильно, как ты меня любить. А потом мы поменяемся ролями, и я буду дохнуть и скулить как пес под твоей дверью, пока ты будешь распивать вино на балконе. Я буду боготворить тебя по субботам, а по вторникам называть проституткой и гнать, гнать, гнать. Я не сделаю тебе предложение руки и сердца, а ты не будешь носить под сердцем нашего ребенка. По крайней мере в ближайший год. Мы будем причинять друг другу боль, сравнимую с ожогами или огнестрельными ранами. Ли - подумай ещё раз, хочешь ли ты полюбить меня?

безумие относительно. всё зависит от того, кто кого запер в какой клетке.
пожалуйста, дай вдохнуть твой воздух. напиши нам свою историю на этом старом клочке бумаги.
. . . . . . . . . . . . . .
У Ли было трудное детство, беспечная юность. У Ли на запястьях шрамы от порезов, когда она хотела почувствовать хоть что-то. У Ли расписанные хной руки, цепочки и браслеты, кольца и серьги. Ли верит в бога ветра и лета. Ли полностью соткана из свободы, тумана и бесконечного лета.
Ли всегда жаркая, знойная. Ли всегда смеется и улыбается, будто в жизни она не встречала ни горя, ни боли. Она натягивает рукава куртки пониже, поправляет манжеты и прячет свои шрамы.
У неё на спине тоже шрамы, о них она никогда не рассказывает никому. И не показывает. Она охраняет свое прошлое.
У Ли стройные ноги и замечательный голос. Ли поет хвалебные песни богу солнца и встает на рассвете.
Ли - богиня любви и счастья. Ли - жрица лета и бескрайних просторов. Ли - воздушная и неуловимая.
Ли бросала школу, университет, парней. Ли сбегала всегда, когда ей было страшно.
У Ли в квартире незаконченные картины и разбросанные кисти с красками. Ли рисует акварелью, щедро разливает воду на холсте. Ли в душе великая художница.
У Ли есть родители, только она от них бежит. Ли бежит от всего, что связано с её прошлым. Ли не хочет думать о том, что всё может вернуться на круги своя.
Ли хочет жить по-новому.
Начать жить с нуля.
С новой точки отсчета.
Ли встречает Айра. Ли видит его первый раз и не может принять какое-либо решение. Айра жесток. Айра сильнее. Айра всегда получает то, чего хочет.
Ли решает, что у них может что-то получиться, она видит только его внешность, слышит только льстивые слова. Ли не ищет здесь подтекста и попадает в ловушку.
Ли с ужасом осознает спустя три месяца, с кем она проводила свои дни и ночи.
Ли будто просыпается от сна, навеянного наркотиками.
Ли выходит из комы и бежит прочь, проклиная Айра. Ли слышит себе в след его смех. Ли чувствует, что он снова ловит её и пленяет.
Ли в постоянной темнице. Ли в плену. Ли в тюрьме без шанса на спасение.
Ли пытается бороться, Ли спасается бегством и больше не поднимает трубку.
У неё нет выхода. Она в тупике.
Ли снова просыпается на рассвете и боготворит солнце. У неё снова руки расписаны хной. На её запястьях снова позвякивают браслеты. Она снова носит белое и улыбается прохожим. Она улыбается миру, пока в толпе не встречает его взгляд.
Он снова выслеживает её.
Ли снова в ловушке.
Окружена. Оцеплена. Обескуражена.
Ли - тебе некуда бежать.
Ли - тебе придется смириться.

оставленная записка.

ваш пост

Калинов Мост – Уходили из дома
Калинов Мост – Блеснет
Chad Valley – Shell Suite


dylan o'brien
Ed
Эд

все, что вы можете узнать о нём в городском архиве.
. . . . . . . . . . . . . .

▸ здесь дата рождения. [21-22] ▸ данвилль, арканзас, сша // крагерё, норвегия ▸ твоя профессия ▸ сексуальные предпочтения // неженат ▸ отец; сестра младшая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . прежде чем взять роль, увидев здесь картинку Дилана O'Брайана подумайте, готовы ли его убить? готовы ли не делать из него Стайлза, Томаса, кого-то ещё из приевшихся амплуа Дилана? готовы ли вы ранить его, следовать за мной на край скалы, стоять и решаться - покончить жизнь самоубийством или нет? готовы ли вы любить Эл так, как любит её Эд, трепетно, нежно, по-настоящему, без подтекста? готовы ли вы дружить с Эл с самого детства, с четырех лет? вспоминать, как ходили в школу, как сбегали с уроков в кино? готовы ли вы быть им? не красивой картинкой, нет. если да, то прежде чем его взять, напишите мне письмо в личные сообщения или в гостевую, задайте вопросы и получите на них развернутые ответы. если вы хотите быть им, то не стесняйтесь задавать вопросы - я расскажу все. у меня будет просьба, прежде чем брать эту роль, после написания анкеты, я очень хочу увидеть пробный пост от лица Эда. я помогу с темой, предложу свой пост, чтобы было удобнее. я помогу с графикой и не обделю игрой. ах да, самое важное. имя может быть любым, равно как и фамилия. но сокращаться должно до Эд. это важно.

безумие относительно. всё зависит от того, кто кого запер в какой клетке.
пожалуйста, дай вдохнуть твой воздух. напиши нам свою историю на этом старом клочке бумаги.
. . . . . . . . . . . . . .
Эд живой.
Нет, не так.
Эд жив. Эд ещё пока жив. Пока что жива и я. Мы с ним вместе, всегда, навсегда.
Эд любит петь в душе и когда я приношу ему чай к компьютеру. Эд любит книги и считает их лучшим подарком. Эд любит и скучает по дому, по оставленным в Америке отцу и сестре. Эд созванивается с ними каждую неделю в четверг и разговаривает по несколько часов, спрашивая обо всем, не желая нажимать отбой.
Эд очень семейный, он любит уют в доме и запах выпечки по утрам.
Всего этого у него нет. У нас в доме постоянный бардак и редкие уборки, только когда я нахожу для этого время. У нас на полу около кровати стоят стопки книг, все это я приношу тебе, пока ещё в состоянии. У нас давно не стиранные шторы и полупустой холодильник.
Но мы счастливы, Эд. Мы с тобой два счастливых идиота,которые балансируют на грани жизни и смерти, которые грассируют "р" и целуются посреди города. Мы с тобой два идиота, которые ругаются раз в месяц и мирятся слишком быстро, потому что усмирить друг друга можем только мы сами.
Эд, мы с тобой счастливы, понимаешь?
Мы с тобой счастливы, даже когда нет больше шансов на спасение, когда выкуриваем на двоих последнюю сигарету и разбиваем на счастье бутылку об угол не нашего дома.
Эд, мы с тобой всегда вместе, с того самого момента, как наши мамы разрешили нам гулять самостоятельно, считая нашу улицу безопасной. С тех самых пор мы вместе, как в девять лет сбежали в лес и заблудились. Как я упала в какую-то яму, где было темно и страшно, а ты сначала пытался меня вытащить, а потом спустился ко мне и сидел рядом, держа за руку, уверенно заявляя, что все будет хорошо. Эд, ты всегда меня спасал, ты был героем ненаписанного романа.
А потом ты потерял мать и младших сестер. В один час ты потерял все, что было для тебя важно и отрекся от меня. Бросил. Оставил.
Пять долгих лет я не знала о тебе ничего. Не слышала. Ни единого письма, ни звонка. Ничего, будто тебя и не существовало никогда. За эти пять лет я научилась напиваться до беспамятства, научилась курить и не задыхаться, научилась причинять боль близким мне людям и даже себе. Ты потом спрашивал, что это за бледные полосы у меня на руках, а я одергивала свитер и говорила "ничего". Это все было ради того, чтобы заглушить щемящую боль в груди болью физической.
Ты уехал, Эд. Уехал и забрал часть меня. За это я  тебя ненавидела.

А ты так взял и исчез. Просто уехал, не сказав ей ни слова, ни пообещав вернуться. А если бы только знал, как сильно она страдала, как умирала всякий раз глядя на пустые глазницы окон, где не мелькало твое лицо. И всякий раз, когда приходилось совсем туго, когда не спасала ни Тейлор, ни сигареты, она запиралась в шкафу, смотрела на вашу фотографию и плакала как маленький ребенок. Она ведь тебя любит, Эйдан, любит даже сильнее чем друга или брата, наверное как кого-то безгранично родного, а ты натворил такого, что теперь и расхлебывать придется не один месяц.

А затем ты вернулся. Вломился в мой дом, извинялся, что-то говорил о том, что был идиотом. А я? Я простила. Сразу же. Потому что тебя нельзя ненавидеть, без тебя бессмысленно жить, Эд.
Ты моя вселенная. Ты мой космос. Моя внутривенная доза счастья, моя падающая звезда.
Эд не боится собак и грозы, Эд не разъезжает на мотоцикле и не побирается на помойках. Эд полноценная личность, сформировавшаяся, который любит мир. Эд не думает о смерти, по крайней мере не сейчас. Эд не против выпить, перекурить, но Эд против наркотиков.
Эд душа компании, не весельчак и трубадур, а свой парень в доску, готовый помочь либо советом, либо делом.
Эд может постоять за себя, за Эл. Эд не борец за справедливость, но всегда готов помочь, протянуть руку помощи. Эд часто возвращался из школы с синяками на теле и лице, всего лишь из-за того, что Эл не умела молчать и попадала в неприятности с завидной регулярностью. Она - его ходячая проблема.

Эд. Я люблю тебя. И всегда буду любить.
Прости.

оставленная записка.

- Рекс, вали с моей постели. Немедленно! – спихивая животное с кровати, гневно выплевывая слова из-под одеяла. Собака размером с молодого волчонка недовольно зарычала, когда нога 37 размера приземлилась на её морду. Конечно, мало кому будет приятно получить спросонья по лицу пяткой, но тем не менее. Это вынужденная мера, ибо нельзя же так, беззастенчиво залезать в кровать Эванс, лизать её ноги, стягивать с неё одеяло и рычать. Это вообще противозаконно и должно караться. А Эличка умеет карать непослушных и бросаться игрушками. Хотя гораздо лучше у неё получается падать на выше упомянутую овчарку, обнимать её, трепать за уши и говорить «Рексик, ты же такой милый песик! Иди мамочка тебя потискает!». И бедное животное старалось забиться обычно под кровать или ещё куда-нибудь, лишь бы не оказаться в стальных объятиях хозяйки. А ведь Эличка так любит свою фауну, что готова в лепешку разбиться, но стащить для них с кухни немного сырого мяса или консервов. И вообще, у них всегда было полное взаимопонимание, особенно в моменты жутчайших депрессий и драматичных историй. Никто не понимал и не хочет понимать несчастную страдалицу, а животным деваться некуда. Они наверняка даже знают имя каждого актера, по которому Эл во сне часто вздыхает. Хорошо, когда в доме налажен интернет, у тебя есть свой ноутбук, где ты можешь посреди ночи включить сериал и орать благим матом, что какая-то блондинка стерва и вообще падшая женщина, так как потянула свою грязные ручонки к Эличкиному герою. И приходилось терпеть её гневные крики, её угрозы, и даже то, как бросается жареной картошкой в экран.
- Мама, забери эту псину! Мама! – Эванс-младшенькая все ещё не желала поднимать ни голову, ни задницу, ни какую-либо иную часть тела. К чему это, когда в постели так хорошо, тепло и уютно, в спину дует кондиционер, где-то за окном катались автомобили прямо по улице, кто-то слишком громко кричал, от чего злая и недовольная Эл даже пару раз честно собиралась встать и наорать на шумных соседей, но лишняя бутылка пива в голове явно и настойчиво твердила Эличке, чтобы она лежала и не двигалась. И чем больше Эл будет лежать, тем лучше ей должно было быть к вечеру. А вообще, хорошо ей может быть только завтра. После обеда. Когда будет сидеть во дворе, под солнышком летним нежиться, вроде как лето на исходе, а она все ещё бледнолицая. И пускай это противоречит законам жизни вампиров и правилам высшего общества, где девушки должны обладать белоснежной кожей. Эл хочет в кои-то веки явиться в школу и заявить всем, что лежала на пляже в солнечной Италии, ела пасту и лазанью, что её хотели похитить гондольеры и что она купалась в теплом Средиземном море, а не в старой ванной у себя дома.
- Да чтоб тебя, псина, - вылезая из-под одеяла злая, недовольная, с головной болью и бардаком в нечёсаных волосах цвета соломы. По виду, кстати, они и выглядели как солома, на самом деле. И все это просто от врожденной лени и дикого нежелания следовать советам матушки, мол, порядочным девочкам следует расчесывать волосы, носить бантики и красить губки розовой помадой. Да ни за какие деньги она не согласится на подобные унижения, особенно учитывая, что в платьях и бантах Эл выглядит… Ну как минимум, по-идиотски. А кому это нужно, когда твоя репутация и так не самая блестящая, а тут ещё и лишний повод для смеха и улыбочек от противных одноклассниц с куриными мозгами и планами выпорхнуть из этой дыры сразу после школы. Наивные дурочки, которым матушки забыли открыть глаза на мир. Даже немного жаль их, с высоты крыши своего дома, когда наблюдает за тем, как вышагивают по улице в коротеньких юбках.
А Кавано бы оценил...
Черт возьми, Эд. Ну и где ты? Свалил в неизвестном направлении, с сестрой своей. Бросил Эванс тут одну загибаться от греховной пищи и людских пороков, которые вокруг неё вьются и призывают юное создание кануть в пучину страстей. А она маленькими шагами идет туда, следует, будто на поводке, начиная с сигарет и виски, и уже не боясь закончить коксом карибским.
- Милая, - резко оборачивается, с зубной щеткой во рту, едва не наступая на хвост коту, что вьется под ногами, будто намекая хозяйке, что у неё не только псина есть. В дверях ванной, облокотивших о дверной косяк стоит Стелла, матушка Элизабет. Уставшая от жизни, от выходок дочери, от всего на свете, но ещё упорно сопротивляющаяся и стремящаяся быть образцовой женой и матерью. Хотя уже нельзя вернуть все на круги своя, но она ведь правда старается. А дочка-то на неё мало похожа, скорее на отца, с такими же голубыми глазами и чертами лица.  – Там соседи наши, вещи разгружают. И знаешь кого я увидела? Честно, если бы не знала его с рождения, никогда бы не узнала. Он так изменился, такой… Взрослый что ли? И девочка, я её так давно не видела…
- Кто там явился? – невнятно бормоча, с зубной щеткой за щекой, выглядывая в окно.
- Что?! Кажется я вчера много выпила, мам. У меня такие глюки, что уже совсем не смешно, а полоскаться я не хочу. Нет-нет, увольте, - снова возвращается к окну, провожая жадным взглядом спину Эда. Черт возьми, да она из сотни таких же макушек узнает этого пацаненка, с закрытыми глазами и выпившая. Друзей так просто не забывают, а уж тем более не теряют. А тут видите ли, Кавано собственной персоной, даже не удосужился к ней зайти, мол «Дорогая, я вернулся. А ты скучала?»
- Мужики. Ненавижу мужиков, - недовольно фыркнет, разбрызгивая пасту по стенам, возвращаясь к утреннему туалету. Матерь Божья, да она уже готова поверить в Иисуса, коли тут объявилась душа заблудшая. Нет, он даже не посмотрел в её сторону. И это после того, как лет десять назад они менялись самодельными колечками, сплетенными из клевера? Мужики одним словом.
- Ненавижу мужиков, - угрюмо бурчит, разглядывая хлопья в тарелки. Мужики мужиками, а обед по расписанию. Да ещё и псина пронюхала, что Эличка собралась на улицу, выгуливать её, радостно скачет около стола, то и дело вставая на лапы, чтобы лизнуть лицо хозяйки, показывая тем самым, как рада, что её поведут гулять. Ещё бы! Восторг-то щенячий, тебе всего-то и надо, что поесть, поспать и погулять. Большего и не надо. И не беспокоят тебя эти глупые проблемы, вроде пропавших друзей, сигарет и адской головной боли.
- Ты же моя прелесть, щеночек мой любимый, - нарочно громко, проходя мимо калитки семейства Кавано, несмотря на адскую головную боль. А она вон, даже волосы расчесала, шорты чистые надела, да и кеды не убитые, а с героями комиксов натянула. Красавица, хоть на обложку журнала «Кинутые лузеры Данвилля». Она бы наверняка была их королевой, если бы ей только кто-то дал подобную должность или титул. И так три раза прошла, с собакой, с улыбочкой, нарочно глядящая только себе под ноги, не поворачивая и взгляда. А ему видно плевать.
- Ненавижу мужиков, ясно? – захлопывая за собой дверь, скидывая кеды на кровать и утыкаясь в ноутбук. Ноль новых сообщений, ноль новых картинок, ноль лайков к её фотографии с флорой. – Да ну её, такую жизнь. Лучше бы даже и не просыпалась. Все тлен, меня не беспокоить!
Поцеловала матушку в щеку, взяла ведро мороженого из холодильника и закрылась у себя в комнате, с животными. Сегодня у неё по плану просмотр сериала «Ходячие Мертвецы». Отличное начало дня, да. А топор отцовский в подсобке. Что в трех шагах от её двери. Ну и славно. Девочки вообще, опасные существа. Особенно когда они расстроены чем-то.